Марина Сербская, агент Канарейка

   

Отчет вроде осилила.
Здесь также ссылка на нашу фильму -- можно посмотреть.
http://uk.youtube.com/watch?v=cKMQQSejdO0 Графиня была в умилении, и даже генерал Белобородов сказал что-то прочувствованное.
От игры я ждала большего, но все равно есть что вспомнить.
Я играла Марину Григорьевну Сербскую: звезду кино и красную разведчицу по прозвищу Канарейка.

Сразу скажу про момент, который лично мне игру несколько подпортил: что в контрразведке с самого начала игры была выложена на меня вся информация. При том, что в ЧК было все наоборот: приходилось на каждого подозрительного типа раскапывать компромат. А меня почему-то мастера сразу сдали. Может, рассчитывали, что вокруг известной артистки будут какие-то танцы с бубном, что не сразу возьмут... Все равно -- имхо, не стоило. Мешало эффективной работе!

Я позаботилась о том, чтобы компромат на меня был:
1) Жених-большевик, расстрелянный на германском фронте за антивоенную агитацию. Эта инфа не дошла до прессы и общественности: мой импрессарио дал взятки чиновникам. Но все-таки кто-то из свидетелей мог знать, и при желании можно было доискаться до этой информации;
2) Подозрительно быстрое освобождение из ЧК в Преображенске, куда нашу съемочную группу взяли по ошибке: кому-то показалось, что мы снимаем буржуазную пропаганду, и у нас даже конфисковали пленку новой фильмы. За меня замолвил словечко товарищ Тиро, и нас освободили необычайно легко и быстро. Я воспользовалась этим инцидентом: в Державине всем рассказывала о притеснениях ЧК и просила генерала Белобородова спасти моего импрессарио, оставленного в лапах врага (заодно вызнавая, когда планируется наступление на Преображенск).
Попросила товарищей подстраховать меня: дать в красную газету скандальную статью о том что снимаю контрреволюционные фильмы, -- и это, кажется, все-таки не было выполнено (что же вы, товарищ Тиро! просила же прикрыть).


Но все по порядку.

Официальной целью визита в Державин была демонстрации фильмы "Любовь поэта" и бенефис, а также мы договорились с Варьете м-м Тарасосвой о моем участии в шоу. Я приехала в Державин с кинооператором Капуциновым. Режиссер сбежал в Преображенске -- когда на нас обратило внимание ЧК, сдали нервы. Импрессарио Долорес Фукс застряла в Преображенске в надежде отбить у чекистов несмонтированную пленку. В итоге отбила -- но пришлось переснимать несколько эпизодов прямо в Державине: в ЧК их сочли пропагандой буржуазного образа жизни и карикатурой на рабочий класс.

Я надеялась, что компромат на меня всплывет, только если я вызову подозрения и контрразведка озаботится моей персоной. Но на первом же вечере у графини, где я знакомлюсь с высшим офицерским составом и не успела даже рта раскрыть, я вижу, как глава контрразведки Воронин перешептывается на мой счет с генералом Белобородовым. И с унынием понимаю, что теперь все, что мне сообщает Воронин, придется воспринимать как дезинформацию.
Так мы и играли в кошки-мышки. Все информацию от Воронина я перепроверяла. Хотя все-таки надеялась почти до конца, что он подозревает меня так, на всякий случай, как всех. Увы-увы. С самого начала было известно, что я сочувствую большевикам.

Вот пример. Весь высший офицерский состав приоберает билеты на бенефис Сербской, и Воронин, очаровательно улыбаясь, помахивает передо мной билетиком:
-- До ночи не вернемся? Ну кто вам сказал, Марина Григорьевна! Это младшие чины что-то напутали! Вот только сходит патруль к железнодорожным путям, -- и возвращаемся, так что не пропустим вашего бенефиса, вот, у меня и билет уже куплен!
И вот для меня очередное подтверждение, что сейчас состоится нападение на Преображенск. После игры мне сказали, что массовая закупка билетов была нацелена именно на то, чтобы ввести в заблуждение меня, а, значит, ЧК.

К счастью, не все знали о моей шпионской роли, и удавалось что-то разузнать. Перед описанным эпизодом была сцена: споросила какого-то офицера, ждать ли офицеров на бенефис, он уверил, что войска вернутся только к ночи, и даже любезно побежал в штаб уточнять, надолго ли затянется операция. Жду его возле штаба. На меня, не отрываясь, смотрит какой-то "младший чин". Я привычно позирую. Минута, другая... Наконец даже я не выдержала:
-- Ну и что вы на меня смотрите?
-- Хочу запомнить...

Ну, тут все и ясно: на смертный бой идет парень.

Очень, кстати, трогательно было получить предсмертные стихи от другого офицера, Лихтенштейна, посвященные Марине Сербской...


Связь с ЧК осуществлялась через агента Крапиву (Елена Павловна, журналист), к которой я в итоге очень прониклась. Почему-то мне казалось, что связные должны быть людьми железными. А уж если журналистка, да еще такая легкая и веселая, то ей все должно быть нипочем. Всякий раз, когда Е.П. вдруг обнаруживала чисто женскую слабость, я впадала в недоумение и терялась, на кого же мне опереться, если даже такие люди не выдерживают: чрезмерно осторожничают, впадают в депрессию и проч.. А уж Игнатий Афанасьевич, верный паж товарища Крапивы, и вовсе смотрелся полным размазней. Он то и дело сетовал, что чувствует себя бесполезным, всячески колебался, рефлексировал и демонстрировал интеллигентскую мягкотелось:

-- Мы же были против них в 905-м... а теперь мы как бы с ними... и я не знаю, как это объяснить... гримасы истории... не предаем ли мы... полезен ли я своей стране...

Трудно было догадаться, что это тоже красный шпион!

Эпизод: арестовали сотрудницу газеты, повесили на площади. Отреагировала общественность лишь в лице цыган: один даже сунул мне нож -- перережь, мол, веревку, тебя не тронут. Но г. Гиреев на цыган наорал, и они отступили. Мне стало дурно, и в этот момент я впервые почувствовала отвращение к белогвардейским мундирам: мне отчетливо захотелось больше их не видеть НИКОГДА, и особенно -- выступать для них. (Еще несколько часов я приходила в себя, и испытывала отвращение, когда приходилось улыбаться им в лицо и опираться на руку любезного офицера. Здесь я впервые ощутила себя по-настоящему среди врагов, беспощадных врагов.)

Так вот, наблюдают это скорбное зрелище -- тело журналистки на виселице -- Елена Павловна и Игнатий Афанасьевич. Е.П. обреченно возвещает, что ей уже намекнули, что неплохо бы зайти побеседовать в контрразведку, и что раз такое дело, лучше пойти прямо сейчас (и я вижу, что душой она уже практически там, в камере, в руках палачей, и что она даже не позаботится обеспечить меня связью с ЧК на случай своего, мягко говоря, отсутствия!). И.А. с печальным вдохновением:

-- Да-да! я вас понимаю! я бы тоже на вашем месте... я бы тоже пошел туда сам, доброврольно, прямо сейчас!.. -- небольшая пауза, не очень уверенно: --Но вам все-таки не советую.

Насилу перебили тихую истерику Е.П., уговорив сняться в фильме (блестящая роль злой мачехи-кухарки!). Это ее отвлекло и вернуло к жизни.

Не раз смотрела на меня Елена Павловна с невыразимом трагизмом, говорила конспиративным шепотом. Так что даже когда я не могла расслышать -- неловко было переспросить: мне как актрисе не хотелось снижать пафос театральной сцены; и даже неловко было напоминать, например, что неплохо бы мне оставить связь с ЧК на всякий случай, -- раз все так высоко и пафосно, то таких ли мелочей, и вообще, может, мне чего-то и знать не положено! И я все что-то особенное пыталась в этом прочесть, уловить, может быть, какую-то зашифрованную информацию, но только к концу игры я осознала, что это обычная женщина, которая ходит под домокловым мечом и до смерти боится, потому и смотрит такими круглыми глазами и говорит таким особенным голосом, и пожимает мне руку даже не товарищеским жестом и не с каким-то консперативным намеком -- просто просит поддержки или трагически прощается. В итоге я так напугалась сама, что после бенефиса напилась.
Это меня и спасло: вызванная на разговор с новым главой контрразведки (Воронин погиб, часть архива сгорела и информацию приходилось перепроверять), изобразила совсем пьяную и беспечным стрекотанием сумела приглушить его подозрения (сотрудника ФСБ по жизни! горжусь собой). Впрочем, для разведки это было неважно: у белых дела не расследовались, а фабриковались. Если бы меня хотели повесить -- повесили бы.

Смешных, трогательных, страшных эпизодов было много. Люди постоянно удивляли: то железная чекистка окажется напуганной барышней; то рохля Игнатий Афанасьевич остроумно придумает перевести городское время на 2 часа вперед, чтобы обойти траур, объявленный белыми, и откроет стрельбу по белому офицеру; то душечка Аннушка с огромными невинными глазами, племянница градоначальника, окажется главой боевой группы, жесткой анархисткой, которая людей как семечки щелкает; то беременная жена офицера, вечно заплаканная Софья Николаевна, которая гордо отказывается взять у меня лишний рубль, чтобы чаю испить, оказывается Сонькой Золотой ручкой, по ночам грабит банки и лавки, днем разводит меня на благотоворительный бенефис, и застрелена за 5 минут до отхода поезда (куда ее всем городом снарядили) -- в обтерханном чемоднчике слиток с золотом и полно добра.

Кстати о Соньке. Находясь постоянно среди людей, которые терпели так или иначе... ммм... неудобства от моих же товарищей (т.е. теряли имущество, мужей, друзей), я волей-неволей испытывала чувство вины. Я сожалела о смерти солдат и низших чинов, даже Белобородова было немного жаль. Поэтому когда ко мне кинулась заплаканная беременная женщина в одежде вдовы и произнесла имя "Володя" (имя моего погибшего жениха), я совершенно прониклась ее ситуацией, всплакнула вместе с нею, кинулась ей помогать (ну, мы немножко договорились с Шагги до игры, но это все очень подходило моему пресонажу) -- упрекать Белобородова в том, что дал ей подачку вместо пенсии, устраивать для Софьи Николаевны благотворительный бенефис. Хотелось хоть как-то загладить следы войны... как-то компенсировать невинным людям то зло, которое мы им невольно причиняем. Когда узнала о том, что Софью Николаевну застрелили на станции, со мной случился нервный срыв. Сказалось напряжение всего дня -- наплакалась вдоволь. Меня затащили в госпиталь отпаивать коньяком, и тут мне рассказли, что Софья Николаевна -- мошенница... Осталось посмеяться над своей глупостью, пожалеть, что такая артистка умерла и отправиться на репетицию. Но след на душе все же остался. Нет, на Соньку я не держу зла. Осталась обида, что убили беременную женщину без суда, чтобы отобрать деньги, и врали, что она не была беременна. Что в городе одна власть -- военные, творят они что хотят, и ничего с этим сделать нельзя. А Сонечку -- жалко.

Визит в белый штаб -- в белом платье и серебряных туфельках, через грязную державинскую площадь, под изумленные и радостные возгласы офицеров, -- о, это был мой эстетический триумф! -- где прямо на столе были аккуратно разложены разноцветные гранаты: хоть бери и взрывай штаб; жаль, что я не была комикадзе, -- этот визит породил идею фильмы "Новая Юдифь", про русско-германскую войну. Сгенерили прямо там же, с привлечением господ офицеров и господ журналистов. Обязательно снимем.

А наше скоропалительное избрание городским головой вора в законе, грабанувшему банк еще до Соньки! А идея создать городскую милицию из членов боевой группы! А слегка тронутая графиня, которая отказывалась воспринимать окружающую реальность, жила реалиями мирного времени и войну именовала не иначе как "ремонтом" ("Ну поезда же ходят? Если они не ходят в Преображенск, значит, там ремонт") и предлагала направить телеграмму в Преображенск: "Да какая разница кому, у меня там все знакомые, весь город!"
А доктор Карл Францевич!! Его нужно было видеть и слышать -- настолько достоверный, реальный человек, и в то же время колоритный, яркий персонаж. Речь, Бодже, какая речь! Какая верность имиджу в мелочах!
Графиня:
-- Возвращайтесь к обеду!
Карл Францевич:
-- Скажите, в какое точно время?
Вообще графинское семейство с его "арт нуво" и прочим декадансом было прекрасно, прекрасный островок культурной жизни, оторванной от войны.
Но главные герои игры для меня, конечно, киношники. Венец славы должна отдать кинооператору Капуцинову. Капризная звезда должна была кого-то тиранить, и Капуцинов достойно нес свой крест. "Капуцинов, ну что же вы сидите! Капуцинов, ну что же вы стоите!" Несчастный. Без него я бы пропала, ей-богу. В какой-то истерический паранойяльный момент невинного Капуцинова, который за все время не сделал ничего более опасного, чем прокручивание ручки кинопроектора, арестовали "за связь с Преображенском", но он чудесным образом спасся. Чувствовал себя Гильдестерном: абсолютно посторонний этому миру войны человек.

И, конечно, Долорес Фукс, мой блестящий импрессарио! Это была провинциальная девушка, попавшая в богемные круги Петеребурга, где пристрастилась ко всякой моднятине: нюхать кокаин, носить мужскую одежду и обожать искусство. Так и застаряла в этой роли поклонника муз -- чувствуя себя полной бездарью, хотя бы как-то служить своему идолу -- искусству! Нашла актрису, в которую вложила свой экономический и организаторский талант, сделала из нее звезду кинематографа и теперь не дышит на эту свою Галатею. Долли плюхалась передо мной на колени прямо в державинскую грязь, называла божеством, ревновала меня к офицеру Гусеву, подозревала, что Елена Павловна способствует моим интрижкам, требовала, чтобы я посвятила себя только кинематографу (то есть ей, Долли ), курила сигары, упивалась успехом у просвещенной публики и устраивала вдохновенный гон на сцене, протягивая время перед показом фильмы. В общем, Долли просто жгла, слов нет.

В целом. Город производил впечатление очень вялое. Не могу понять, за счет чего. Когда казнили -- люди не реаировали. Когда снимали фильму в этом задрипанном городишке (да у вас хоть раз снимали фильму?!) -- едва нашлись желающие, а уж зевак и вовсе не собралось посмотреть.

Своей игрой не особо довольна. Во-первых, надо было учесть военную паранойю и не играть с огнем, в первый же вечер спрашивая у белых офицеров: "А правда ли, что в контрразведке служат самые красивые мужчины? А это у вас господин Воронин или господин Вороновский?" -- даже такие чисто женские вопросы вызывали подозрения. Мне казалось очевидным, что актриса хочет познакомиться со всем высшим офицерским составом, но я не сумела сделать это так, чтобы меня не заподозрили даже те, у кого не было изначально на меня никакого компромата. Думать было надо головой.

 Во-вторых, нужно было больше светской активности (в отношении офицеров)

Впрочем, все это было бесполезно, с учетом заведомого компромата на меня. Но на будущее надо иметь в виду.

В-третьих, персонаж не был достарточно проработан, чтобы найти себе пищу для ума и действий, когда не было связи с Центром; чтобы присутствовала постоянная оценка ситуации исходя из моих настоящих убеждений. В результате Сербская слишком  мимикрировала под окружающую среду, и даже начинала сама себе верить. В результате были упущены моменты, когда можно было участвовать активнее (например, когда в город врывались красные -- создавать панику. отвлекать и задерживать белых офицеров). Вместо этого я репетировала в театре.

  Хотелось бы больше вжиться в роль, лучше чувствовать и персонаж, и свою ситуацию, а так были только всполохи какие-то... Смотрела скорее со стороны на себя, умом действовала, действительно сильных переживаний было мало. Но были.

Спасибо господам офицерам, которые расточали мне знаки внимания, носили на руках через лужи и проч., даже зная, что я красная шпионка. Спасибо контрразведке и лично г. Воронину за то, что дали поиграть, не завалили в первый же вечер. Идея взять меня прямо в Варьете, на бенефисе, была очень хороша, жаль, не состоялось. И убить меня, обвинив в гибели королевы экрана большевиков -- тоже красивая была идея. Спасибо что зверели неуклонно и аккуратно: я очень боялась, что белые будут строить из себя "блаародных". Очень был сильный контраст между любезными рыцарями, которые целуют даме ручку в первый день игры и офицерами, которые ближе к концу игры уже избивают женщину ногами -- "от нервов". Даже такие порядочные, как генерал Белобородов. Ненавижу вас, сатрапы-палачи. Против себя же работали, в итоге.

Спасибо пламенным революционерам. Будь связь с ЧК более бесперебойной, будь какие-то более конкретные задания, возможно, игра была бы интенсивней. Играть в то, что ты апельсины приносишь, конечно, занимательно, но хотелось бы больше экшна... В следующий раз поеду красным дьяволенком, бомбы метать.
Спасибо ребятам из варьете -- за их работу и душевную компанию. И Жоржу Филонову лично -- за совместное творчество.
Спасибо мастерам -- игра, считаю, удалась, хотя тематика тяжелая и болезненная: как-то на удивление прошла... в теплой и дружественной обстановке.  Красные и белые танцевали вальс на сцене Варьете после игры, обмениваясь комплиментами и всячески братаясь. Редкая игра не обходится без обидок и разборок, а тут игра по братоубийственной войне осталась на высоком уровне культуры. Это очень ценно.