Сим победиши
Сим победиши
Игра «Одесса-мама», 7-9 мая 2011 г, Подмосковье
Бывает ли у вас такое, друзья, что вы в чем-то завидуете своему персонажу, сыгранному и прожитому на игре? У меня именно такое состояние после «Одессы». Я не могу написать свой обычный персонажный отчет, потому что не могу четко разделить собственно мои ощущения, и ощущения Любочки Скроцкой, которую вы знали на игре как Любовь Петровну Флоринскую, хозяйку гостиницы «Неаполь».
Обо мне
Из легенды:
Жизнь Любови Петровны Скроцкой, была в целом светла и беззаботна. Она получила хорошее образование, сначала дома, затем на Высших Женских Курсах специального образования в Одессе. По окончании курсов, она вернулась домой к родителям. И примерно через год на Масленую, в усадьбе отца Малая Боярка, на торжестве по поводу именин матери, познакомилась с сыном соседа, армейским офицером, поручиком Флоринским. Роман начался внезапно и ярко. И еще примерно через год они обвенчались. Совместная жизнь крупных помещиков Флоринских до революции не была омрачена ничем. Поместье приносило большой доход, сами Флоринские вели в Одессе светскую жизнь и, в частности, покровительствовали искусствам. Все было в целом хорошо. Пока не забрезжил 17 год.
На фото: Любовь Петровна Флоринская с покойным мужем.
За что я завидую Любочке Скроцкой?
За то, что она была очень цельным и честным человеком. «Дамой с принципами». Любовь и милосердие, уважение и верность, которое она проявляла к окружавшим ее людям – это то, какой я хотела бы быть, но у меня так не всегда получается.
Да, возможно, это не самое умное – в голодной Одессе 1919 года, разрываемой на части бандюками, белыми, красным подпольем – устраивать такой демонстративный оазис приличного поведения, монархических настроений и вообще.
При этом в «Неаполе» жила очень пестрая публика. Заходила – еще более пестрая. Но я вела себя так, как и должна была (по моему мнению) вести себя настоящая русская аристократка, у которой 20 поколений дворянских за спиной. В частности, уважительно относиться к стоящим ниже на социальной лестнице.
И не бояться открыто говорить о своих убеждениях и следовать им. Враги не смогут заставить меня сделать то, что будет противно моим принципам. Они ничего не смогут сделать с тем, что я – русская дворянка, и моим предкам не стыдно за меня. Меня можно убить, но нельзя переубедить.
Поэтому она уважает труд прислуги, покровительствует людям искусства, называет на «Вы» даже дворников и горничных. (Честно сказать, это один из самых сложных моментов в игре – воспринимать своих друзей как прислугу. Здесь очень тонкая грань, очень близко до пожизневых обид).
Я все думала, кого же мне напоминает Любовь Петровна – такая, какой она у меня получилась уже на полигоне. И вдруг меня осенило. Она очень похожа на мое представление о Елене Турбиной-Тальберг из булгаковской «Белой Гвардии». Мне кажется, Елена примерно так же и вела бы себя, окажись она после Киева 1918 г. в Одессе 1919 г… Не настаиваю на этой версии, но некоторое внутреннее родство чувствую.
Внутренний стержень Любови Петровны позволял ей, например, со спокойной иронией смотреть на то «общество», которое собралось у французов на балу, на то, как многие побежали к столу с угощением, и какая началась паника при криках про заложенную бомбу. А самой при этом оставаться спокойной и не суетиться.
Кстати, я и сама от себя не ожидала такого хладнокровия, которое позволило мне невозмутимо подождать, пока все выбегут из цирка, и выйти в самом конце. После чего я столь же спокойно стояла недалеко от входа, наблюдая и за дракой с французами, и, по возможности, за всем происходящим.
Я сказала себе в тот момент: «Люба, ты можешь быть полезна штабс-капитану как свидетель, ты должна быть его глазами и ушами, и это, пожалуй, единственное, что ты можешь сделать полезного».
Именно этот настрой позволил Любови Петровне увидеть от начала до конца всю историю с сумасшедшим, порезавшим 5 (ПЯТЬ!!) человек и спокойным шагом удалившимся в сторону. И никто не попытался его остановить, хотя вокруг было много мужчин с оружием, русских и французов… Я побежала к Овечкину, крича, что вот – убийца пятерых, я свидетель, а он сейчас уйдет! Дуэль Остроумова была глупостью, приказ Овечкина о ликвидации опасного психа – наверное, правильным… Не задумывалась об этом. У меня в то время было более важное дело - я перевязывала раненых. В частности, когда у меня уже не осталось ни шарфика, ничего, я ничтоже сумняшеся, стала спасать фотографа Шагина, перевязывая его банданой мастера Ким J
Но вот это почти случившееся убийство пятерых меня потрясло. Я подошла к Овечкину, который пытался решать ситуацию, возникшую между французами и белогвардейцами. И тут мое хладнокровие кончилось. Я буквально рыдала, мне было стыдно и неловко, и по просьбе Овечкина Остроумов повел меня в «Неаполь».
Штабс-капитан Остроумов был очень убедителен в своей пламенной речи о том, что борьба с бомбистами – первейший долг каждого дворянина и патриота. Кроме того, он сказал мне, что действует по распоряжению Овечкина (Позднее Овечкин это отрицал – на данный момент не знаю, как было на самом деле).
Поэтому прошу понять мое внутреннее состояние – именно в этот момент Остроумов и настоял на обыске в «Неаполе» и поиске бомбы, по слухам, спрятанной в маленькой дамской сумочке. Мне до сих пор стыдно за этот эпизод.
Показательно то, что лишь доводами о помощи белому движению можно было меня заставить действовать противно моим собственным убеждениям.
О белом деле
Из легенды:
Флоринские, которые были уверены в том, что икона сгорела вместе со всей усадьбой, восприняли происходящее, как перст Божий. Они поняли, что теперь их жизнь должна быть подчинена поискам того человека, которому нужно передать эту реликвию. Того достойного, кто способен возглавить спасение России от красной чумы.
На фото: штабс-капитан Овечкин и Любовь Петровна на балу у французов
Любовь Петровна практически каждому белому офицеру выдавала неограниченный кредит доверия. Не все захотели им воспользоваться, но вот глава Одесской контрразведки, Петр Сергеевич Овечкин, доброжелательно отнесся к желанию Флоринской хоть чем-то быть полезной белому движению.
Если честно, то я всю игру сдерживала себя (игрока), чтоб не принимать в этих действиях больше участия, чем мог бы мой персонаж. И каждый раз, когда у меня это не получалось, мне потом было очень стыдно. Вот, например, совсем необязательно было соваться в госпиталь, когда там умер Гришин-Алмазов. Но так хотелось помочь бедному задерганному Овечкину!
«Не смей, не смей, он мужчина и военный, и сам сделает все лучше, а ты только напортишь» – вот что говорила себе Любовь Петровна.
Подобная сдержанность абсолютно не в моем характере, кто знает ;))
Но при этом Овечкин получил один огромный бонус. У него были люди, которым он мог полностью доверять. Не могу сказать, насколько для него это было важно. Для меня-то преданная команда – это однозначная сверхценность, но у него может быть свой взгляд на эти вещи.
Такую верность ничем не купишь и силком к ней не принудишь. Был один белый офицер, который пытался.
На фото: штабс-капитан Остроумов
Ошибка штабс-капитана Остроумова была именно в том, что он, придя ко мне в салон, попытался разговаривать со мной с позиции силы, давить на меня и склонять к сотрудничеству. Мне было от этого немного смешно и грустно: куда уж меня дальше склонять, если я и так не мыслила своей жизни без помощи вот этим вот мальчикам, которые единственные, возможно, понимают, что они – крайние, что от того, смогут ли они что-то сделать сейчас – зависит судьба России и миллионов ее жителей. Мне было хорошо в России – и я всей душой противилась тому, чтобы мою богатую, обильную, упорядоченную и благоустроенную Родину разрушать и менять на не пойми что.
И ради этой цели я была готова отдать все то немногое, что у меня осталось. Потому что наша борьба была отчаянием обреченных. (Здесь надо упомянуть, что ничтожное количество заехавших на полигон белогвардейцев создало именно то, историческое, ощущение, когда горстка рыцарей пытается противостоять Злу, которое надвигается медленно и неумолимо, и неизменно превосходит их в силе).
Но я не зря упомянула про кредит доверия. Даже при том, что мне всю игру был подозрителен Остроумов (я его обвиняла в том, что он «копает» под Овечкина, и пытается занять его пост, а также в том, что Остроумов – кокаинист), я все равно не отказывалась ни отвечать на его вопросы, ни сообщать какие-то сведения. Даже не воспрепятствовала (о Боже, самый позор!) обыску в «Неаполе». (Господа постояльцы, мне стыдно, мне ужасно стыдно. Как персонажу. По жизни-то ничего предосудительного мы не делали).
Потому как то, что происходит в России – это бунт и непорядок. И кому-то нужно бороться с распоясавшимся мужичьем и хамоватым быдлом. Да, военные, возможно, делают это не самым мягким способом – но я, дочь офицера и вдова офицера, прекрасно понимала, что их и не учили бороться с бунтовщиками. Их учили воевать со внешним врагом, а не с собственным народом. Отсюда и несовершенство методов, и некоторые просчеты…
Но не помогать им я не могла, ибо сама возможность моего будущего была связано только с ними. При всем своем легкомыслии и привычке жить за широкой мужской спиной, Любовь Петровна отнюдь не была глупенькой дурочкой, и понимала, что «Неаполь» - это временное пристанище, картонный домик, на который стоит лишь подуть – и он схлопнется от ветра. И если белые не победят, будущего просто нет…
У Овечкина руки по локоть в крови, но я же понимаю, что это только потому, что судьба поставила его на это место. А на самом деле он добрый интеллигентный человек. И настоящий мужчина, за которым можно спрятаться от ужаса происходящего. На которого можно положиться.
На фото: Петр Сергеевич Овечкин, начальник Одесской контрразведки
О тех, кто был рядом
В этой главе все мои слова благодарности будут обращены к тем моим друзьям, кто делал со мной «Неаполь».
Константин. Дворник, в прошлом – прапорщик Туча. Из солдат, комиссованных еще на первой мировой. Такой же монархист, как и Флоринская. Мой неизменный спутник и посланник. Куда бы ни нужно было мне пойти – всегда сопровождал и помогал.
На фото: Константин Туча, работник гостиницы «Неаполь»
С Костей очень надежно ездить на любые выезды, с Костей хорошо делать любые проекты. Мне очень нравится играть с ним в паре. Мы примерно одинаково представляли, что мы должны делать и кому помогать. А поскольку я в силу своих убеждений и своего положения далеко не везде могла свободно ходить, и свободно совершать какие-то действия – очень часто Косте приходилось по моей просьбе делать то, что было не к лицу дворянке Флоринской…
Как в том же госпитале, к примеру. Известие о смерти Гришина-Алмазова потрясло наш монархический кружок. Я больше всего испугалась, что сейчас начнется в городе бардак и резня, ведь Гришин-Алмазов был тем самым сдерживающим фактором, который держал город в относительном равновесии. А еще я подумала, что вот именно сейчас Овечкину придется вообще несладко, так как заменять командующего, собственно, некем…
Поэтому я попыталась по собственной инициативе помочь, чем могла. В частности, я была уверена, что в суете никто не вспомнит, что у генерала могут остаться какие-то важные бумаги и прочее. Поэтому, да простит мне это Бог и люди, я попросила Костю поискать, не осталось ли чего у генерала.
Как потом оказалось, бумаг важных не осталось, а вот 6 гранат, которые я передала Овечкину, оказались крайне своевременными.
Но тут меня настигло раскаяние. И я ушла обратно в «Неаполь», решив не путаться под ногами у белогвардейцев. В приступе раскаяния обвиняла себя во всем подряд, в том числе в никчемности и прочем.
Надо же, именно этот неожиданный приступ черной меланхолии спас меня и моих друзей от присутствия в часовне во время взрыва. Потому что они сидели рядом со мной и пытались как-то меня «развеять» Тут подошел фотограф Шагин – выражать благодарность за помощь при вчерашнем ранении. (Вот сволочь! Это он таким образом скрывался в нашем ресторане и обеспечивал свое алиби). Тут прогремел взрыв. Шагин говорит: «Похоже, это часовня, пойдемте поглядим».
Я ахнула, и побежала туда, по дороге узнавая у Шагина, кто ж там должен был быть, на отпевании Гришина-Алмазова. Список меня впечатлил, но главное, я бежала и молилась, чтобы Бог уберег Овечкина!
Бог его уберег очень комичным способом. Но факт остается фактом – именно те три минуты, в которые взрывалась бомба, Овечкин провел в совершенно другом месте…
А дальнейший час мы с Костей, Ташей, Лесей перетаскивали раненых в госпиталь. Любовь Петровна и помыслить не могла бросить этих людей умирать без помощи. Самое скверное состояло в том, что в госпитале, строго говоря, помочь им было некому – потому что все доктора и сестры тоже были при смерти – они провожали командующего…
Спасибо докторам из французского госпиталя, которые оперативно спасли это огромное количество тяжелораненых…
Бог все видит. Бог не простит бомбистов.
Таша. Портье. Воздушное создание, но очень ответственное и надежное. Мое отношение к ней было странным: я ее практически взяла в воспитанницы, и именно так к ней относилась. На фоне Таши непрактичная Любочка Скроцкая выглядела вполне себе мудрой и разумной, много повидавшей женщиной. Которая изо всех сил пыталась оградить Ташу от того ужасного, происходящего вокруг. Таша, в свою очередь, платила мне немыслимой преданностью, и даже шила мне шляпки J
На фото: Любовь Петровна Флоринская и Наталья Александровна Криницкая
А еще Таше Любовь Петровна доверила денежный сундучок и расчеты с постояльцами. Ведь не стоит забывать, что сама-то Любовь Петровна была не очень расчетлива, а порой просто легкомысленна. Зачастую забывала о том, что за обеды нужно взять плату – потому что сидевших с ней за табльдотом воспринимала как своих гостей, еще из того, из мирного времени… Забывала платить прислуге, но при первом же напоминании, устыдившись, раздавала все, что было в сумочке. Правда, о налогах помнила J
Поэтому и нужен был человек, который вежливо , но непреклонно понуждал постояльцев и посетителей ресторана расставаться с разными денежными знаками J Таким человеком и стала Таша.
Кроме того, Таша была моей совестью, и ходячим напоминанием о хороших манерах. Например, оказывается так трудно не сидеть «нога на ногу» - но после ташиного замечания невозможно так сесть!!!
Леся. Экономка гостиницы «Неаполь», и шеф-повар ресторана «Неаполь», душа его кухни. Автор тех кулинарных шедевров, которыми мы кормили постояльцев и гостей. Леся была как воздух – необходима, но ненавязчива. Мне и в голову не приходило заподозрить ее в каком-нибудь неправильном поведении, настолько я воспринимала этого человека как свою правую руку, ногу или какую-нибудь еще часть тела. Ведь по легенде, именно Леся Касач-Квитка долгое время была моей экономкой в Малой Боярке – а значит, единственным человеком из того милого, невозвратного прошлого, когда жизнь была предсказуема, стабильна и счастлива.
Меж тем, как оказалось после игры, ей было за что чувствовать себя виноватой… После пожара в Малой Боярке Леся приложила руку к пропаже сейфа с нашими фамильными драгоценностями… Ну да Бог ей судья, а Любовь Петровна ей все простила. Тем более, если бы не она – икона бы не нашлась. Причем дважды.
На фото: Леся Касач-Квитка, экономка гостиницы «Неаполь»
Икона – точнее, диптих из икон «На тя уповаем» Николая Чудотворца и «Сим победиши» Георгия Победоносца – принадлежал еще Козьме Минину. И начиная с 17 в. передавалась в нашей семье по наследству. Разделил диптих мой отец, пообещав пожертвовать икону «Сим победиши» в храм Казанской Божией Матери, если маленькая я справлюсь с тяжелой болезнью. Вторая часть иконы оставалась у меня… до пожара в Малой Боярке. А потом неожиданно она возникла в гостинице «Неаполь». И это чудесное спасение иконы так потрясло Флоринских, что они купили гостиницу – за билеты на пароход. И решили, что это перст судьбы. Ну, а дальнейшее вы знаете.
Расследованием по поводу иконы начался второй игровой день. На этой почве мы познакомились с действительным статским советником Оболенским (о, как он был элегантен! Какой на нем был прекрасный цилиндр! Какие у него были манеры! Любочка Скроцкая тут же ощутила себя провинциальной барышней ;) А он был еще и умный!)
Оболенский искал икону, и мы, естественно, подключились к разгадке тайны.
Серафима. Горничная гостиницы «Неаполь». Человек, взявший на себя огромную часть работы по обеспечению нашей гостиницы . Я преклоняюсь перед теми, кто находит в себе силы ездить такой прислугой – ведь с утра до ночи в гостинице есть дела… Меж тем, как я узнала позже, у Серафимы была и своя игра. Мне она была практически не видна, но это не значит, что ее не было.
А еще Серафима великолепно пела русские песни. Чем покорила сердце нашей «звездной» постоялицы Софи Шапу. Даже съезжая от нас, Софи со вздохом вспоминала песни Серафимы…
На фото: Серафима Плетнева, горничная гостиницы «Неаполь»
А еще персонал моей гостиницы проявлял просто немыслимую заботу обо мне, своей хозяйке. Я была очень тронута, когда буквально через несколько минут после несостоявшегося взрыва на балу у французов как раз Серафима прибежала со Степаном к цирку, принесли мне теплый платок, и пытались уговорить меня уйти из этого опасного места…
Степан. Официант ресторана при гостинице «Неаполь». Троица Степан – Серафима – Леся олицетворяли собой угнетенный пролетариат.
На фото: Степан Нефедов, официант ресторана «Неаполь»
Я уже говорила в начале, что трудно воспринимать друзей как прислугу? В случае со Степаном мне трудно было оценить его личную игру, так как она вся пролегала в том пласте, о котором Любови Петровне знать было не по чину.
Чем и хороша была эта игра по Одессе – тем, что город был реальным городом, в котором можно слышать о бандитах, но не быть с ними в знакомстве; можно знать о красном подполье, но ни разу не сталкиваться с ним; можно знать о том, что «простые люди» тоже имеют чувства и историю, но с высоты своего положения до них не спускаться. В данном случае именно так и получилось со Степаном. Как мне всю игру казалось, он держался несколько надменно, что, в общем, вполне в духе образа бывшего семинариста, вынужденного, волею судеб, служить официантом. Впрочем, все свои обязанности он выполнял, а также часто оставался сторожить гостиницу, когда нас ждали дела в других частях города.
В первую ночь, после взрыва в цирке, моя паранойя в отношении красного подполья, задавшегося целью убить господина Овечкина, дошла до предела. И я, в том числе, заподозрила Степана в сочувствии красным. Впрочем, это было хорошо – Овечкин прожил эту страшную ночь, во время которой было столько резни. А потом и еще целый день.
Об атмосфере
Помимо политических забот и спасения России у Любови Петровны была еще одна внутренняя «миссия». Она искренне считала, что должна противостоять разрухе в своем Отечестве в том числе и тем, что не давать опускаться себе, людям своего круга. Именно поэтому она устраивала Литературный салон, вела беседы с постояльцами и гостями на отвлеченные темы и, нисколько не скрываясь, рассказывала о своих взглядах на монархию и судьбу России. И поддерживала в салоне приличную атмосферу. Надо заметить, что даже случайно попадавшие туда люди как-то сразу понимали, что здесь нельзя скандалить и буянить.
Фактически, салон Любови Петровны был неким оазисом и психоотстойником. Здесь пели песни, курили кальян, разговаривали об искусстве…
Господин Тельман. Немалую долю в создание такого «жизненного фона» внес один из наших постояльцев, а именно – Роман Соломонович Тельман, инженер.
На фото: господин Тельман
В нем Любовь Петровна как-то сразу почувствовала «своего» - он был мягок, мил, немного грустен, но неизменно вежлив и приветлив. Одинаково благородны были его вкусы и манеры. А когда он начинал петь, просто невозможно было не слушать или отвлекаться…
Впрочем, и его инженерное образование могло пригодиться России – если бы они с Овечкиным или кем-то другим продолжили поиск и расшифровку каких-то важных чертежей… Ах, да что там чертежи – глядя на Романа Соломоновича, Любовь Петровна искренне сожалела, что такой светлый и абсолютно мирный человек вынужден жить в столь жестокое и неблагодарное к поэтам время. И всячески старалась смягчить трудности жизни в Одессе 1919 г. Ведь мы, интеллигентные люди, должны придерживаться друг друга.
Господин Коваленко. Вот здесь ситуация была абсолютно обратной. С самого начала Любовь Петровна относилась к господину Коваленко несколько настороженно, и не вполне ему доверяла. Его костюмы, чемоданчик, все его поведение вызывало у нее ассоциацию с коммивояжером.
На фото: госпожа Соколовская и господин Коваленко
При этом Флоринская не могла не признать, что Коваленко умен, начитан, энергичен. Такой же поклонник Вертинского, как и Флоринская. А уж если такие плюсы были найдены – светски общаться с этим человеком можно было вполне комфортно. Конечно, на «свой круг» для Любочки он не тянул (о, это разглядывание порнографических карточек за общим табльдотом!), но в целом это был не худший вариант. Хотя он был скользкий тип! И Любовь Петровна ему не доверяла!
(Бодхи, отдельное спасибо за пожизненную помощь и постоянную готовность к такой помощи).
Мадемуазель Шапу. Ее приезд к нам в гостиницу был кратким, но очень ярким. Любовь Петровну приводили в ужас их неприличные перепалки со штабс-капитаном Овечкиным. Кроме того, мне было очень жаль, что такая красивая, умная, безусловно образованная барышня столь явно питает симпатии к революционерам. В таких случаях Флоринской все время хотелось спросить: «Чего же вам так не хватало в нашей прекрасной России?»
На фото: мадемуазель Софи Шапу и Флоринская
В целом французскую певицу мы принимали очень трепетно и искренне заботились о ее благополучии. И чтобы перед ней всегда стояла вазочка с вишневым вареньем ;)) По тому, как человек ест вишневое варенье с косточками, всегда можно определить, получил ли он хорошее воспитание J
И конечно же, нельзя не отметить, что мадемуазель Шапу (Мириам) в моих глазах по-прежнему одна из первых красавиц. Облик дамы начала 20 века только усиливает эту красоту.
Елена Ратионова, журналистка. Так получилось, что мы еще доделывали «Неаполь», а Ольга Черкашина уже пришла к нам. И так, помогая расставлять и развешивать последние мелочи, слово за слово, стала своим человеком в нашем доме. По игре мы не могли поселить «безутешную вдову, стесненную в средствах» в «Неаполе», но госпожа Ратионова всегда была желанным гостем в моем салоне. И именно ей первой я стремилась рассказать все новости, слухи и сплетни. Это блестящая работа для журналиста, я считаю.
На фото: госпожа Ратионова, безутешная вдова
Также огромное спасибо ей за участие в поэтическом вечере и за стихотворение, от которого у меня ком стоял в горле – про мать и белое покрывало. Вообще я мечтаю в каком-нибудь из постов ЖЖ собрать все стихи, прочитанные на нашем вечере. Это было действительно хорошо.
О людях, которыми я восхищалась
Отчет несколько затянулся, а мне по-прежнему хочется рассказывать и рассказывать о тех людях и персонажах, с которыми мне довелось прожить эти три дня в Одессе. В этом разделе очень коротко.
Генерал Гришин-Алмазов. Мы с вами почти не встречались, но ваше незримое присутствие было постоянно ощутимо. Я испытывала перед вами некоторый трепет – как к человеку, оделенному Богом такой миссией, которая мне и в страшном сне не приснится. Жаль, что вы и ваша сестра столь редко бывали в «Неаполе». Жаль, что не смогла быть вам полезной в полной мере.
Девочки из танцевальной труппы. Или, как мы их называли, «наши цирковые». Спасибо вам огромное – вы делали нашу гостиницу действительно гостиницей, наши вечера – прекрасными и вообще представляли собой этакий цветник пленительной женственности. Будь я офицером, женилась бы на всех сразу ;) Также хочется отдать должное вашему упорству и трудолюбию – приехать на игру и постоянно репетировать… так может только истинный служитель Муз.
Мсье Золотницкий. Уважаемый сосед, мне ни разу не пришлось делать над собой усилий, чтоб имитировать наше достаточно долгое знакомство. Было такое чувство, что вы действительно неоднократно бывали у меня в «Неаполе», предпочитая нашу кухню, и наши с вами беседы были очень антуражны и вежливы. Видит Бог, Любовь Петровна очень взволновалась слухами о вашей смерти. И очень расстроилась, когда они подтвердились.
Белогвардейцы – поручик и рядовой, вы были настолько настоящие! Спасибо вам, вы были свои, и нас было так мало.
Архиепископ Оболенский – как всегда, вы и ваша команда антуражны и великолепны. (И неважно, что мы с вами не сошлись в толковании «одного места из Блаженного Августина»).А наш «не-жилец» папский нунций обаяшка! J
Христо Канделаки – навеки влюбилась в вашу трубку и феску. J Это был один из самых лаконичных и законченных образов в городе. Жаль, что вам ни разу не довелось по достоинству оценить кухню нашего ресторана «Неаполь».
Фроим Грач – вы были истинным воплощением еврейской Одессы. Браво.
О мастерах
Этот пункт будет самым кратким. СПАСИБО ЗА ИГРУ!! За всю ту работу, которую вы проделали, чтобы эти три дня турбаза была Одессой – яркой, живой, настоящей и многоплановой.
Если хотите каких-то подробностей – при личной встрече.
Заключение
Ну, наконец-то. Кажется, большая часть того, о чем я думаю, и что переживаю, выплеснуто. К сожалению, не все удалось пересказать, но отчет и так получился неприлично огромным. Спасибо всем, кто играл, а особенное спасибо тем, кто дочитал до конца ;) О подробностях можно спрашивать лично.
Игра была, игра удалась, игра взлетела, игра заставила понять и почувствовать многое.
Очень хочу еще и еще ездить на РИ подобной тематики, так как 19 – начало 20 века в России – один из моих любимых периодов. Так что надеюсь встретиться и продолжить.
Искренне ваша – Любовь Петровна Флоринская (Томка Инь)
