Игровой. Шеола послушница Реи-Кибелы

"...И да простит Рея-матушка речи мои простые, незатейливые. Жила я по велению сердца своего, да твои лишь заветы слушала. Носила серых хитон я, коленепреклонная, пред образом твоим, о Великая, и горе и радость терпела не одна, а с сестрами моими - дочерьми твоими, рука об руку.
Несмышлёнышем я была, когда судьба определилась - не стала невестой, быковприносящей, связали Мойры нити жизни моей с храмом крепко-накрепко. Дали в храми имя новое, взамен старому - Шеолой нарекли, тебе Рея, посвятив навеки..."
"...Как попали в тот мир с сестрами вам поведаю. Стояли мы, руки воздев к небесам и хвалу Великой вознося на брегах священного Лунного озера, заколыхались вдруг, спокойные прежде, воды его, охолодел воздух и потемнело небо, скрылся серебристый свет.
Вскричала Верховная Тиро : "Падём же на колени, сестры, явим несгибаемую веру нашу, да возрадуется Уран небесный и жена его, великая, вечно молодая Рея!
Преклонили колени, упали на землю, руками обьяв её, необьятную, воззвали к повелительнице смертельной любви, грудь её целуя рассыпчатую. Разверзлась земная твердь, и поглотили небо и земля друг друга, любовно, аки Уран и Рея.
Так и оказались мы на пересечении всех путей и дорог, в награду ли в наказанье, в дар или проклятье, не разумею я, верная тебе, Рея-Кибела, но несу веру аки огонь, в ладонях своих...
Успокоила нас мудрая Тиро, слова её, как бурный поток лились, омывая души от страха и сомнений:
"- Сестры мои! Мир сей чужд и нерадушен, множество путей сошлось здесь, множество нитей запуталось в плотную сеть, что тела наши обернула во девичестве. Другим богам они кланятся, другие одежды носят, всё наше им чуждо, но не звери мы дикие, а самой землёй вылепленные, луной освещенные, древней мудростью наполненные, аки амфора вином. Да возведём храм, во славу Рее-матушки, а рядом харчевню обустроим, соберём их, варваров, покажем тёмную красоту нашу. А не ослепнут они - введём в ритуалы их, да поразим в самое естество их, величием твоим Кибела."
Непросто гордость свою смирить, тяжело к нравам варварским привыкнуть. Не раз украдкой рыдала я, окропляя слезами землю, молила вернуть нас, горемычных, в дом наш, но судьба решена была и тебе, великая, неподвластна, как и всем богам, даже Зевсу-Громовержцу."

"... Жили недалеко от храма нашего племы воинствующее русичей, большой город основавших, копьями ощетинившихся, Киев-град, во главе князь молодой стоял Торлоф с женою. А поодаль деревня была, мирное племя жило там, богам своим поклонялось. Странна их вера были и непонятна. Решила однажды верховная красоту и славу Кибелы явить им, пустить чужаков под завесу тайны, испить с ними чашу одну радостей и страданий. Долго говорила она со жрецом их старшим, долго бороду он крутил, ни в чем уступать не желая, но согласились мир держать между нами, а в подкрепление его - ритуал с его воинами провести. Верховная и высшие сами выбирать достойных таинства Кибелы ушли, а мы, младшие, дожидались их с большим смирением.
Великое множество молодых воинов привели жрицы, видно по всему, что готовы были к таинству Ламий они. Мне надлежало первой выбрать, я отметила его среди прочих сразу - избранник красив и силен, в бою прославлен будет. Следовало пищу и напитки принести им, дабы наполнились тела их, упругие, силой, налились мыщцы и были готовы к истинному подвигу во славу Реи-Кибелы.
Суровы лики их были, с великою опаской на нас взирали, мы лишь разговором успокаивали, улыбками да шутками усмиряли страхи их. Время тянулось, как мёд капает с ветки, неторопливо, и тогда лишь очнулась, как наш черед пришел. Взяла я руку воина в свою, и повела в храм, не оглядываясь, слова не говоря, чтоб волнение своё недостойное, от глаз его спрятать. Остановила его у образа богини, произнесла молитву, успокоила душу свою, великое очищение почувствовала, готовы теперь оба мы были. Силён избранник мой был и плавилась кожа под пальцами его, и говорила Рея моими устами, вся земля была в моём теле, всё небо в моих глазах, все воды омыли нас? и возродились мы вместе, на берегах великой реки очнулись..."
"... Не позволено было мне влюбиться так рано, не позволено выбирать самой, не позволено... да простит мне верховная дерзость мою, но не пойдёшь супротив сердца, так и я воина полюбила, христианина, милого душе моей, из мыслей не выходящего ни днем, ни ночью. Боялись раскрыться мы оба - вера наша стояла поперек, острее лезвия ранила нежную душу мою. Долго мы думали, долго... На рассвете, однажды, услышала я шорох на кухне, отошла недалеко и его увидела - за мной пришел, забрать меня из дома родного, храма моего. Страшно мне стало, но решилась и я - бежали и обвенчались мы в то утро. По языческому обычаю, мне незнакомому, окрутили нас вокруг куста. И разошлись мы снова, рассказать всё, покаяться. Брела я одна-одинешенька по лесу, страшно было мне всё верховной говорить, но попросила в молитве Богини благословенья и пала на колени пред её очи. Ругала меня она, на чем свет стоит, терпела я всё и умоляла лишь Анджея не трогать, судьба собственная была мне безразлична. Успокоилась Тиро, и вскоре благословила союз наш, на небесах заключенный, подземным царством, скорбною печатью закрепленный..."

"И не было сил терпеть, не было сил сдержать, обильным потоком льющиеся слезы, когда в недобрый день мне сообщила Тиро, заступница моя, страшную весть принесла - что муж мой, радость моя, жизнь моя, на войне пал. Погиб как славный муж, в бою, множество подвигов совершив. Скорбь невыносимая, боль нечеловеческая подкосила ноженьки мои, на колени пала пред верховною и зарыдала. Она же, мужественная и непоколебимая, верой гордой одержима, подняла меня на ноги и бежать за собою приказала. Тризну по моему милому совершить и дерзкую просьбу у Смерти выпросить. Бежали мы ни много, ни мало, а дорога не кончалась, не помню пути того запутанного, что прошли в тот день, но оказались вдруг на границе миров, у брегов Леты. Молитву матушке-Рее запели, заступничества её просили, дары у воды оставляли. Вокруг то холодало, то бросало меня в жар, ледяная вода великой реки омывала мою кожу. Мир погружался и выныривал, воздух толчками пульсировал. Тиро заговорила, бога самого услышав глас, заколыхался образ смутный, осмелилась я поднять глаза. Фигура женская, но будто бы в тумане. Я поняла вдруг - лишь от неё моя судьба зависит, и если не отпустит мужа моего со мною, останусь здесь. Пройдя как мертвая смогу я с ним соединиться, и была готова ко всему. Взмолилась я, просила как невеста, как жена, как мать, молила горячо. И милосерднее казалась смерть, нежели судьба-злодейка, что нас разьединила - увидела Его. Не сдержала слёзы вновь - он был совсем как прежде, стоял упершись твердо, на том противоположном берегу... Спросила его Тиро три вопроса, но я лишь помню как сказал - Люблю... Смерть дрогнула и согласилась помочь, соединить нас вновь, связать все лопнувшие нити. Была я как на крыльях, дороги не видя стремительно мчалась домой, взять у храма спасенье.
Помню лишь искры свечей в сестриных руках, лишь терпкое вино, молитвы... Аид явился, кровь жертвенного орла привлекла бога мёртвых на пиршество знатное. И снова просила я милости, но рядом чувствовала дух его, присутствие родного, любимого, но неживого... И пролила я кровь свою в вино, пила с ним пополам, как свадебную чашу, пустил Аид его обратно..."
"Устроили воины всех земель между собой турнир, бои - узнать чтоб силы меру не в кровопролитие безбожном, а мирно дело чтоб решить. Много мужей сильных и храбрых видела в тот день, много достойных милости Богини...Узнала я в тот день счастливую весть - сестра названная моя, единокровной ближе, уходит к мужу. Достойный юноша из дальних земель просил её руки, влюблён был до безумья и согласилась счастливая, растроганная Тейа. Не видела красивей пары я ни разу, как Аполлон он солнечно-прекрасен, а Тейа таинственна подобно Луне. И в вечер тот ещё одна сестра судьбу свою связала с достойным мужем - что за счастливый поворот! Боги, казалось посетили нас тогда, осветили своей милостью праздник. Вино лилось рекой, едой столы ломились, песни, смех веселый, улыбки...
О, Фортуна, как ты непостоянна! Недолгой милостью ты радовала нас!
...