Любовь зла, из-за нее люди умирают.

Гордана я, пасечница, раньше семья у меня была, да погибли они по вине моей. страшная история. страшная.

три года назад замуж выходить я собиралась, сосватали меня за брата нашего коновала. Свадьбу большую играть собиралась... да незадолго до нее пропал мой жених Драгон, ушел куда-то. Чего только люди не говорили, и что, испугавшись, сбег он, и что в Диброве другую нашел краше меня да богаче. Да только не верила я им, любила я Драгона, всем сердцем любила. Рыдала я, жилетку свадебную довышивая, да все глаза выплакал и ослепла, а сестрица моя Душица жилетку ту и отобрала. говорила, что нечего уже, не вернется. Так и зрение ко мне не возвращалось - ни молитвы не помогали, ни травы лечебные.

Так я и стала к слепой жизни привыкать. Деревню всю исходила, тропинки наизусть выучила, людей по голосам различать стала. Так два года прошло. Бесполезной я была, ни по хозяйству не помочь, ни радости принести. только сестра моя, да брат ни разу меня не попрекнули. вздыхали разве что, когда думали, что не слышу я.

Уехали они на позапрошлую ярмарку, осталась я одна. Ночью кто-то постучался в дверь, я спросила, кто пришел, услышала голос Драгона. Впустила, на шею бросилась, чую – холодный он, как покойник.

Он меня обнял и говорит, мол, беда с ним случилась. Даже и рассказать не может, но колдовство тут замешано. Прийти смог только на один час и при условии, что никто, кроме меня, об этом не узнает. Сказал, что помочь ему очень трудно, но можно, если я захочу.

Сказал, что сможет прийти через год, в ночь ярмарки, и место встречи назначил – в полночь, в лесу, у дерева условного Но если хоть словом кому-то обмолвишься - не сможет больше прийти.

пришла я к дереву заветному, через лес-то идти одной страшно, кровь в жилах стынет. а там на болоте где-то еще и вулкулаки воют. ой, натерпелась я, думала ничего страшнее не будет в жизни моей. так ошибалась я.

У дерева встретил меня Драгон, обнял, да начал говорить, что рад мне, счастлив, что не убоялась я и пришла. что теперь-то все будет хорошо. а как я спросила его, что за колдовство-то на нем, ответил, что на войне он страшно искалечен был, что не хочет теперь в деревню приходить иначе чем мужем моим. Да все повторял, что холодное ему, мокро ему, голоден он...

только думала я что заклятье на нем, да что любовью своей я с ним справиться смогу. ты дальше слушай.
Сказал он мне про свадьбу, а я-то и думаю, какая свадьба, если в деревню он приходить не хочет. а тут он, словно мылси мои прочтя, говорит мне, что свадьбу-то завтра здесь в полночь и сыграем. я ему - да где ж это видано, чтобы свадьбы в полночь играли? а он мне все про проклятье свое твердит, да говорит, что холодно ему и плохо без меня. Да, конечно, согласилась я прийти, только спрашиваю его, будет ли священник. и отвечает он мне, что будет. Эх, что ж я его побожиться-то не заставила. девка-дура же. дура!!

и говорит мне Драгон, что рад он очень, что скоро свадьбу сыграем, да вместе будем навечно. Стал расспрашивать, как мне живется. Так я ему и рассказал о добрых моих брате и сестре, да только решил он, что обижают они меня, да стал говорить, что не дело это. И сколько я ему не говорила, что неправ он, не верил мне.

А перед тем, как мне настала пора уходить, попросил он у меня вещицу какую, чтобы легче ему стало. Да так просил, что не смогла я ему отказать, да пояс-то сняла и отдала Драгону.

спросила я его, что людям-то сказать, как увидят они меня без пояса, ответил он мне, что говорить можно, что жениху отдала. тут я и поняла, чтоутром к священнику пойду что бы ни случилось, раз теперь запрет рассказать о Драгоне исчез.

пошла я обратно, иду, не вижу ничего, как вдруг слышу - дышит кто-то рядом, да дышит не так как человек, как собака дышит. Да думаю я - если волк это, то сейчас нападет, а если вулкулак... и так, и так беда ж... - начала молиться истово, ведь думала я, что если пропаду, так и Драгон тоже. молилась я. так зверь и не тронул.

Вернулась я домой, а там, говорят мне, на кладбище нашем огни какие-то. я только удивиться тому успела, как с кладбища к нашему дому страховидло какое пошло. Я-то не видела, да говорили мне, что лицом бело, да в лохмотьях черных. Его отец Николай крестом и молитвой прогнать решил. гонял-гонял... через наш огород гонял. По подсолнухам моим прошлись, с тех пор подсолнухи эти отсолнухами стали - от солнца отворачиваются. Да изгнали упыря в конце концов. пошла я спать...

утром поняла я, что на сердце совсем неспокойно, пошла к заутрене да в Кодры пошла с работницей нашей Кристиной, помогала она мне. наша-то церковь никак достроиться не могла. Выстояла заутреню, пошла к отцу Марко на исповедь.

Святой отец выслушал меня, как повинилась я перед ним, да сказал, что делать нечего, надо и этой ночью идти, потому что пояс вернуть надо обязательно, только дал он мне масла освященного иерусалимского,, чтобы перекрестила я им жениха своего, да и отпустил с миром.

возвратилась я в Шипражье, пошла к отцу Николаю, да только пока шла к нему, случилась со мной еще одна беда. У нас же люди добрые - видят слепую, сразу же помочь стараются, где провести мимо канавы какой, где в дом пройти. Да только стали мне их прикосновения боль адскую причинять. Кто ни прикоснется, так я ору дурниной, да так больно, так больно... пальцы скрючиваются.

Пока шла я отцу Николаю, нашептал мне кто-то что мельник наш проклятия-то снимает за большую плату, но снимает все ж. пришла я к всятом отцу, перед ним повинилась, рассказала и о Драгоне, и о проклятии этом. Спросила его, можно ли к мельнику идти, а он мне отвечает, что мельника-то на службе не было утренней, так что пока не придет он к отцу Николаю, не ходить к нему. а о Драгоне сказал, что одной ходить мне нельзя. Так я ему и отвечала, что приду не одна, так Драгон-то не явится. Обещал отец Николай идти за мной в отдалении, только говорил, что никакое это не проклятие на Драгоне висит, а просто бес в нем живет, душу мою к себе прибрать хочет.

Пошла я домой, рассказала и сестре, и брату о проклятии, рассказала о мельнике и о плате большой, да Обрад, брат мой, решил, что надо будет, так и цену ту заплатит. Тут у дома нашего кто-то остановился разговор вести, я и окликнула их, оказалось, что коновал Слободан у плетня нашего стоит. Подошла я к нему, рассказал о Драгоне, обещал Слободан подумать, что сделать тут можно, да к отцу Николаю сходить.

Сидела-сидела я дома, да поняла что не могу, места не нахожу, решила к корчме нашей пойти, благо туда брат с сестрой медовину нашу понесли, думала я, что легче мне будет среди людей, чем дома одной-одинешенек. Забыла я про проклятие это свое.
Так и шла по деревне, орала от боли, как от доброго сердца мне помогали. Мне человек помочь хочет, а я его своим воплем пугаю. Но дошла я до корчмы, кто-то решил с умом к помощи подойти, взялся за палочку мою, да и повел.

Захожу я в корчму, а брата с сестрой нет там, да девочка малая решила помочь усадить меня. Напугала я ее криком своим. да раз брата с сестрой не было тут, решила уйти. Дошла до дома гончара, да развернулась обратно , думаю - придут они в корчму-то, а так где искать? Возвращаюсь я, а тут снова малая эта бестолковая помочь мне решила, так мне и так, и так больно, отхлестала я ее по рукам, от боли плача. Потом повинилась перед ней конечно.

А тут оказалось, что брат с сестрой уже тут. подсела я к ним, слушала разговоры людские, меня-то и не замечает никто. Сирые и убоги часто больше всех знают потому что люди о них быстро забывают. Страшно таким стать, да и выкидывают люди мысли такие, да причину их, из головы.

Понгяла я, что не могу, боль эта... эх. к мельнику пошла.
Вдруг, думаю, поговорил он уже с отцом Николаем, а как нет, так уйду я просто. Пошла, пока шла, встретила поповича Андрейку из Кодр. Так одно слово, что попович. стал он мне сулить возврашщение зрения, если я на болота с ним схожу, да один глаз отдам взамен зрения, которое ко второму вернется. Да кто ж в здравом уме пойдет туда. я ему так и сказала, а он меня начал соблазнять возможностью неба увидеть, солнце увидеть, пусть и одним глазом, прибавил, что решать сейчас надо, да послала я его, обругав еще. где ж таких поповичей видели-то, чтобы не божьим словом помогать хотели, а на бесовы болота зазывали.

Пришла я к мельнику, тот встретил меня, сказал, что приходил к нему отец Николая, и что может проклятье снять, только службу я ему сослужить должна, да еще сказал, что может проклятье развеять, а может на другого перевести. Не могла я эту боль другому подарить, как же это? сказала я мельнику, тот ответил, что развеять можно, только надо сварить зелье а самой мне травы для него собрать. Я ему - да как же я могу травы собрать? а он отвечает, что тогда ученики его соберут, только надо мне службу сослужить. Говорит дед Радован и дед Милош слишком о деревне пекутся, кабы не померли раньше времени от усердия, дал он мне сушек своих, сказал надо им отдать, так отдохнут они денек. Сам отдать не может, потому что не жалуют его.

Да где ж им отдыхать, они ж церкву ставят в Шипражье-то нашем. я ему так и сказала, а он мне в ответ - церкву-то можно не так быстро ставить, пусть отдохнут чуть. Да прибавил, что нет в сушках яду, что не помрут они. Только я согласиться хотела, как пришла к нему деквка какая-то, говорит травы коснулась, так рука и отсохла, отошел он к ней, стали разговоры они вести. Да я ж слышу их. Мельник девке дал порошок, велел овцу любую им накормить, а как овца подохнет, так и рука вылечиться.

Ох, думаю, какие дела недобрые здесь происходят, нельзя мне службу ему служить, да только отказаться уже не могу, вдруг еще проклятие наложит какое. Вернулся он ко мне, ну, спрашивает, службу-то сослужишь. Я ему и отвечаю, что сослужу. еще раз спрашиваю, что именно сделать надо. Он мне и говорит, что сушки передать дедам, а потом, как попробуют они их, к нему вернутся. Ни слова не сказал, что нельзя говорить, что от мельника они.

Думаю я, пусть лучше проклятой останусь, но не сослужу службу так как мельник хочет. Вернулась в деревню. Подарил сушки дедам, да только оба раза с нажимом так - от мельника они, от мельника. Деды, конечно, сушек есть не стали. Я ж поняла, что проклятие не снять мне.

Подошел ко мне отец Николай со Слободаном, сказали они, что людей собираю, чтобы за мной идти ночью-то, только желающих немного. Договорились в условное время идти.

Вечерело уже. церков нашу достроили, освятили. Радость у людей.

Помолилась я за душу Драгона, да пошла к Корчме, от нее к заветному дереву ближе идти было чем из дома. А то ж Ночь на Ивана КУпалу была. Девки и парни пошли праздновать, а я одна как дура сижу, с кем-то из корчмарей купаюсь. Тут начали по селу нашему упыри бегать, подошли к корчме, шуметь начали и выть страшно. А кто-то решил, что парни это дурачатся, бывало ж такое, помнишь наверное, да и сказал упрыю: "а заходи!"
Тот и зашел, людей подрал, лавки порушил. Эх, горе одно.
А время шло к полуночи. Пришли Слободан, Отец Николай, да парень какой-то. Пора идти уже была. Тут Кристина, работница моя, прибегает ко мне с маслом освященным, за которым я ее посылала. Обняла я ее. поблагодарила. И пошла, помолясь.

Прихожу к условному дереву. Там Драгон ждет меня, хочет ко мне прикоснуться, а мне ж больно. Ору я. Повел он меня через лес, да повел слово одно. На голос я шла, как собачонка какая. Идем мы по буеракам, непонятно куда.

Я ему: "Куда ж идем мы?"
он мне: "в церковь"
я ему:"а кто ж идет за нами, шаги какие-то?"
он мне: "да нет никого"
идем дальше, снова я его про шаги и рычание за спинами нашиим спрашиваю, а он мне: "да нет тут никого!", на третий раз так страшно ответил, что замолчала я. Шла, да Богу молилась. Дошли мы до церкви, а там такая музыка страшная играет, не слышала такой никогда. Поставили нас перед алтарем. а вокруг рычание и крики, и ладно б только кричали, что жених пригож, да невеста - красавица. Кто-то о костях человечьих речь повел. Ох, думаю я, вдруг все же заклятье, и сниму я его, а это все морок, морок? а если нет?
Стоим мы перед алтарем, тут кто-то коснулся меня, я закричала, да масло иерусалимское от боли и выронила. Кричу я, что проклятье на мне, что касаться меня не надо. Больно, больно!

Тут решили обряд провести.
Драгон, как положено, на вопрос о том, берет ли он в жены меня, ответил что берет. А мне вопрос задали, беру ли я Драгона в мужья, а тут и музыка стихла.
Тихо. я лихорадочно думаю, что отвечать - отвечу нет, может морок и спадет, да только если есть возможность душу жениха моего спасти, как же я ответить нет могу.
Согласилась я. Целует он меня, как жену свою. Больно мне, но чувствую, что губы его холодные как железо. И поняла я, что никакого проклятия не было на нем, что упырь он, и что видно душа моя нужна ему.

Вдруг спадает с меня слепота, и боль проходит. Оглядываюсь я. Вижу церковь алыми сполохами освещена, алтарь нехристианский и креста не вижу. Драгон стоит, весь в белом, словно в саван завернут, да поясом моим подпоясан. а вокруг гости странные, да воевода господарев. Радуются.

Тут Драгон и говорит: "в деревню идти надо, с дарами богатыми, к родственникам знакомиться"
А мне страшно, и возразить-то я не могу, ничего не могу.
Пошли к деревне, по дороге гости шумят, кричат, да рычание слышится. Я мужа моего и спрашиваю... ах, да какой ж муж-то он мне.
Драгона спрашиваю, что за гости у нас, что рычат так страшно. Он мне отвечает, что радуются они так.

Входим в деревню, гости всей толпой к корчме устремились, а меня Драгон только что не тащит к дому. От кормы крики раздаются, а я рванулась было туда да не пускает меня Драгон. Я ему: "да что ж за гости твои такие, вон в корчем вопят, да не радостно, от страха вопят", а он мне отвечает, что радуются они, радуются.

У меня сил уже нет возражать ему, да все равно... тащит он меня, а я все на корчму оглядываюсь.
Он брата и сестру моих увидеть хочет, а его в церковь привести хочу, там они небось.
Нет, говорит он мне, сначала в доме твоем с родственниками поговорить хочу.
Пришли домой, пригласила я его войти, да медовиной напоила. ДЕвка дууура ж.
Прибегает Кристина-работница, хочет мне сказать что. А Драгон не пускает. Хочет, чтобы при нем говорили. А не хотим говорить, так пусть Кристина Обрада приведет. Кристина шуметь начала, да вроде пошла за братом моим, да только упала вдруг.
я к ней, а он меня не пускает. Я кричу, а он мне отвечает, что упилась она. эх...

Тут к дому подходит Слободан, разговор с Драгоном заводит, вопросы ему задает всякие, а потом по-братски обнимает. и уходит куда. Мне страшно. Ох, как страшно. Тут мимо дома к травнице идет сестра моя, кричит что волкулак подрал.
А к дому брат, шатаясь, подходит, да мимо нас прямо в дом и идет, Драгон за ним и меня тащит, только я на пороге, а он уже в доме, да вдруг голос брата, который к медовине пошел замолкает, и в доме что-то падает.
я в дом мимо Драгона, вижу брат лежит, я к нему, а меня не пускают, говорит мне, что упился и брат мой.
что ж делать-то? Держит меня он за правую руку, я и перекреститься не могу.
Потащил к травнице, куда Душица ушла. Я сопротивляюсь, кричу, что не люблю я травницу, не добрая она, всеми силами удержать Драгона хочу. Он меня все уговаривал идти, да как вдруг рявкнул, так что опять душа в пятки ушла.

Пришли к травнице, за нами Слободан идет. Выходит сестра моя, Драгон говорит ей, кто он, да зовет в дом.
Сестра моя, волкулаком укушенная соображает-то плохо. Идет за нами, меня не слышит.
Заходит она в дом, Драгон меня отпустил и за ней, говорят они о чем-то да еще и сварливо как-то. Вдруг опять голоса затихают. а я на месте ни жива, ни мертва.

Тут слободан зовет Драгона в церковь, а тот не хочет. Пока говорят они, я в дом, мимо Драгона проскочить хочу, да не пускает он, а на полу уже и сестра рядом с братом лежит. Я вой уже поднять хочу, а мне снова муженек-то мой "да перепились они"

Пока он со мной говорил, набежал народ из церквы, солью его и святой водой забрасывать стали. А я над братом и сестрой реву в три ручья. Меня оттаскивает от них Кристинка, в себя пришедшая, и в церкву тянет.
А упырь-то орет, носится кругами, а его тоже солью и водой святой к церкви гонят.

Зашла я в церковь, тут дед Радован меня в угол отводит и рассказывает средство верное, как от упыря избавится. Только гребень мне нужен, да сесть волосы чесать, так чтобы видел он.

А Драгон-то перед алтарем рядом с отцом Николаем на коленях стоит. Отец Николай "Отче наш" читает, как третий раз прочел, так упырь, взвыв страшно, на волю кинулся. Только там его народ в круг солью очерченный загнал. Мне гребень дали, так я к нему и побежала. Сижу прямо перед ним, волосы чешу, да не видит он этого, круг его больно сильно держит.

Золота сулит тому, кто круг разорвет, проклятиями грозит. Тут меня увидел, да как взвоет:
"Гордана, ты жена моя, спаси меня, круг разорви"
да на колени стал.
я ему говорю сквозь слезы: "да, какая же я тебе жена? какой ты мне муж: ты ж моих любимых брата и сестру убил, да как же ты можешь себя мужем моим называть??" 
Да плачу я при этом, уже так плачу, что еле различаю его, да тут говорит он мне такое, что не будь он мертвецом, убила бы я его, грех бы на душу взял.
говорит он:
"да ты ж сама говорила, что не любят они тебя! насмехаются, я тебя от постылых родственников и избавил, желание твое выполнил, выпусти меня! ВЫПУСТИ!"
ох и взвыла же я после слов его, кричу ему:
"чтоб глаза мои тебя не видели, если ты желание мое выполнял. как же так? любила я их, они три года обо мне заботились, любили, как же желание ты мое выполнять мог?"
расхохотался он страшно, да говорит:
"ты теперь жена моя, пояс свой сама мне отдала, вернусь я к тебе, и будем мы вместе навеки!"
крутанулся на мест и ушел сквозь землю.

И слышу яза спиной девки судачат, что раз поясами-то поменялась с ним на свадьбе, так душа моя проклята.
и такая злость меня взяла, потому что эти же девки сплетничали, что издеваются надо мной Душица и Обрад, на улицу есть гонят, одну бросают.
Бросилась я к церкви, чтобы девок не проклясть, слезы меня душат, вижу плохо, думаю я, что сейчас опять зрения лишусь, да поделом мне будет.
встала перед алтарем, молилась за брата и сестру из-за меня погибших, за душу Драгона, навеки проклятую.

Молилась, да чувствую, что-то меня домой тянет. Прихожу, а там Драгон на любимом сундуке Обрадакак хозяин сидит. Я про совет стариков-то вспомнила, села перед ним и молча волосы расчесывать стала. Он встал, ходил передо мной , вопросы задавал какие-то. а я-то молчу. Тут и спрашивает он меня:
"что же ты делаешь?"
я ему:
"к свадьбе готовлюсь, брат на сестре женится!"
Он расхохотался страшно, да спрашивает так издевательски:
"где ж видано, чтобы брат на сестре женился?"
я опять реву и кричу ему:
"а где ж это видано, чтобы мертвяк к живой ходил?!"
опять закричал он страшно, на месте завертелся, да исчез.

Я в церковь снова, к отцу Николаю.
Он мне говорит, что сморил его сон колдовской, как он за мной идти хотел, да и не смог он, а вот Слободан пошел.
Я Слободана искать, благодарить его пошла. А потом снова в церковь.

Утром отпели мы брата и сестру моих, похоронили. 
Кристина убиралась в доме, да пояс нашла. легче мне стало конечно. 

тут поняла я, что храбрость коновала Слободана так тронула меня, что сердце мое к нему лежит, да только занято его сердце, народ говорил.
а еще поняла, что из-за того, что богата теперь я, все хозяйство мне принадлежит, не буду знать я, замуж выходя, на мне человек женится, или на богатстве моем.
Так мне плохо стало.

Бросилась я к свахе, рассказа ей, она мне и подтвердила, что Слободан несвободен уже. но обещала разузнать что и как, других женихов достойных поискать. я ей говорю, да как же можно-то, если мое сердце опять несвободно, за кого идти. А она мне, мол стерпится-слюбится.

ушла я от нее. вижу сидят перед домом моим несколько парней, я их спрашиваю, кто такие, узнаю, что Иванко это, да кто-то из нашей деревни. Какой Иванко, спрашиваю, и оказывается, что тот самый, что семнадцать лет назад церковь сжег, упыря в нее заведя перед этим. Пришел Иванко, а только один день у него есть, на закате опять пропадет.

говорим мы, а тут узнаю я от него, что сила мельника, который оказывается с чертом дружбу водит, оказывается в подмастерьях его. Лишить его надо подмастерьев, да и силы его за этим вслед покинут.

Тут Отец Николай собрал крестный ход к мельнику идти. Пошла и я.
.пришли к мельнице, не успел отец Николай ничего сделать, как вдруг морок на нас пал, сначала все почувствовали себя червями и землю есть стали, а потом почудилось нам, что мыши мы, да от кота к Шипражью бежим. В Шипражье морок с нас спал. я к отцу Николаю, говорю ему про учеников, что с мельницы их выманить надо. Поблагодарил меня отец Николай, да вроде как ничего не стал с этим делать.
На исповедь к нему я пришла, он на меня епитимью наложид - людей от обращения к колдовству отвращать.

Сделала я все что нужно было по хозяйству, пошла в Кодры. Думала, что с людьми там поговорю, может кто еще что о мельнике знает. Пока шла, сколько раз меня спрашивали как прозрела я, да что с упырем-то меня завязало, да спрашивали еще замужняя я теперь, аль нет. Вот сколько раз спрашивали, столько раз я и отвечала.

Пришла в Кодры, люди хмурые ходят, не здоровуются. Пошла к корчме, думаю, может там люди подобрее, да попьянее и разговорчивей.
Села в корчме, разговорилась с женой дьяка нашего Шипражского. Рассказала ей про учеников мельника, придумали мы, что можно может их девками красными выманить, надо только нескольких девок собрать. Какой же парень к улыбчивым девкам не подойдет, а тут-то мы может чего с подмастерьями и сделаем. пошли в Шипражье, бо наши девки самые красивые. Рассказали бабке из плотников о замысле, начала он нас отговаривать, потом отец Николай тоже стал отговаривать. если с бабкой противоречить я могла, то святому отцу уже точно нет.

вернулась я в Кодры. вот что смешно, пока слепая была, ходила пусть и медленно, но ни разу о корягу или дерево не запнулась, илюдей по голосам узнавала пусть и струдом. Прозрела - никого не узнаю и все коряги собрала.
опять села в Корчме, только что не рыдаю, мне с мельником рядом жить страшно, на мне вина лежит за брата и сестру, да и за тех кого волкулаки погрызи во время свадьбы нашей. за голову держусь, думаю что делать, как мельника извести, как вину свою облегчить, а то жить же невозможно так.

Тут подсаживается за стол Рада - вдова старого войта. ей тоже плохо, видно это. я ей свою историю рассказал, она мне свою.
Так я и узнала, что блаженный, что Диброве на паперти сидит мельник старый, у которого новый мельник-колдун обманом мельницу выкупил. и что блаженному этому, которого уже и святым многие считают, после того как Рада, дочь его, повинилась перед ним, разум стал возвращаться. И вот он-то может знать, как с колдуном справится.
поблагодарила я ее, решила к Гойко идти, спрашивать о мельнике. А тут опять жена дьяка с сыном своим до корчмы дошли, искали они невестку свою, кажется. Согласились они со мной идти.

Пришли, нашли его, я поклонилась ему, вот так и так, говорю, мельник с чертом водится, житья от него нет, да сейчас еще от церкви его отлучили, он жеж никому жить не даст, а так людям есть о чем думать, а тут мельника за спиной оставлять. страшно.
Он мне говорит, нужна дочь моя Варшула, знает она как с мельником справится, да только я-то не могу знать где она, сходи к Раде, дочери моей, та может знает, а как найдешь Варшулу, так и приходи ко мне.

Побежали мы в Кодры, там нашла я Раду, а она меня к подруге Воршулы отослала, та говорит, а ушла она, вчреа в ночь ушла, что-то о мельнице говорила. Как же вы ее отпустили-то, спрашиваю, как же можно девку к черту самому отпускать. Плечами пожала девка и пошла со мной искать Варшулу.
Да только после того червем и мышью побывала я, к мельнику самой идти страшно. а то я б и учеников его сама бы попробовала с мельницы выманить. пошли мы Варшулу сначала по деревням искать, мало ли... И девку, которую дьякова жена потеряли, искали. а та девка из-под венца сбежала, куда ее првели против воли ее.
да заодно парней храбрых искали кто с нами на мельницу бы пошел. Да только кому страшно, кто на свадьбу собирается гостем случайным, кто просто не отвечает. и Варшулы нигде нет.

раз шесть обошли все деревни. Варшулы нет. Храбрых парней вызвалось двое всего, да один с самого начала с нами ходит. Пошли мы на мельницу. Обошли вокруг, с мельником поговорили - нет девок, ни той, ни другой.

Что же делать? подумали мы, что на болота могли уйти обе, девки-то дуууры, потому что все девки такие.
Надо туда идти. да туда идти еще страшнее,чем до мельницы. задумались мы, решили чуть позже идти, потому что после беготни по деревням ноги-то уже и не ходят.

Выдохнула я. Пошла дальше, зашла в корчму нашу Шипражскую, вижу там опять жена дьяка, она тоже отдохнула, говорит готова идти, рядом мужики какие-то пьют. Как услышал один из них про то, что на болота идем, так и согласился нас проводить. Да неспокойно мне стало, остальных-то мужиков уговаривать приходилось, а тут сам вызвался.
Пошли мы к болотам, а тут крики какие из Кодр доносятся, нехорошие крики, пошли мы в Кодры сначала. Приходим, а там упырица - жена лесничего в церкви вопит, катается, плачет и люди решают, что делать. а жена солевара на нашего провожатого Штефана напустилась, говорит, мол свел на болота мужа ее и дочь. Тут-то и поняли мы, что хранит нас Бог, не приди мы в Кодры, сгинули бы на болоте.

Пошла я обратно, уже не знаю, что делать, а делать надо, как только прекращаю думать, как мельника извести, так сразу думать начинаю о Драгоне, Душице, Обраде - и хоть в петлю.
Прохожу я мимо мельницы, а там Пацюк, попович, коновал и еще кто-то, и несут они голову мельника отрубленную в Диброву.
я им кричу, что в Шипражье за голову мельника серебро дают, да те отвечают, что и до Шипражья дойдут.

пошла я дальше, думаю - морок это. не может быть, чтобы Пацюк - друг чертов, помог голову мельнику отрубить. но людям-то весть принести надо, а то может я и ошибаюсь, а Пацюк раскаялся в делах своих. Пришла в Шипражье, рассказала людям, те обрадовались, а я решила в Кодры идти. А то сватать меня начали за старшего сына плотника.
Да не хотела я свадьбы, люб мне был Слободан, да и тот с мельником дружбу водил, да и сердце его занято.
ушла я от греха подальше в Кодры, принесла весть о мельнике.

А там все упырица вопит и вопит. страшно в Кодрах, страшно. Я опять не знаю, что делать. а тут весть приносят, что мельник совсем закончился. что после того как голову ему отрубили, у него еще шесть жизней оставалось, да только все, рассыпался он в прах.

Я сразу же к старому мельнику бросилась, говорю, все колдуна обороли, не знаю правда как. а Ворушулу не нашла я, прости.
Он сразу же на мельницу засобирался, я помощницей вызвалась. Дошли мы до мельницы, он вокруг побродил, языком пощелкал, пожег хозяйство что от колдуна осталось. Да, говорит, все хорошо здесь, остаюсь я здесь, буду мельницей заниматься.

Пошла я еще одну радостную новость людям рассказывать. В Шипражье рассказала, В Кодрах, в Диброве. Да там и узнала, что пацюк покаялся, сказал что душу черту продал, попросил горилки, сала, да чтоб гарна девка его поцеловала, а там и помирать нестрашно. ну и помер. Пошла я опять по кругу. в родную деревню пришла, в церкви свечку за Пацюка поставила, да помолилась.

Пришла в Кодры, вижу там народ на болота собирается церковь заброшенную отстраивать, а по деревне девка слепая ходит, я на девку смотрю - и себя вижу. бросилась к ней, спрашиваю, что случилось, а говорит она мне, что прокляли ее. я ее спрашиваю, как проклятие-то с нее снять. а она только что не плачет. Не хочет она самым простым способом проклятие снимать. а способ-то лютый - убить надо того, кто проклял ее.
Я сама уже плачу почти, спрашиваю ее неужто других способов нет, а сама вспоминаю, что мне помочь никто не мог. говорит мне она, что можно меч волшебный с болот достать, да сложно это, а еще говорит, что можно сосватать ее или в род принять. Да думает, что не нужна никому она.

Эх, говорю я, девка, помогу я тебе. не уходи только никуда.
Бросилась к корчмарям, спрашиваю у них, не нужна ли умная девка, горе у нее приключилось, спасти можно, замуж взяв. корчмари в голове почесали и сказали, что готовы в общем-то, только сваху нужно найти.

я обратно к девке, рассказываю, что нашла ей жениха, да и род свой принять готова, потому что одна осталась. а она мне говорит, что не может она за абы кого замуж пойти, вот только-только поняла, что на сердце у нее Мирча - сын солевара, который тоже ослеп, да не знает она люба он ему или нет. Я побежала сваху искать. нет нигде свахи. опять все деревни обежала. по второму разу возвращаюсь в Кодры, вижу, что среди собирающихся на болота сваха есть, недавно пришла. Бросилась я к ней, рассказала историю. пока народ собирался и решали вопрос со сватовством сиротки дибровской, пошла она к Мирче и сговорила вроде их.

Вернулась я к слепой, а ту уже у род принять готова была бабка Василика. Ну все думаю, два способа-то помочь должны. А слепая мне говорит, молилась я в церкви, да не за себя, а за Мирчу, было видение мне, прозрел он. Я ее утешила как смогла, да пошла с народом на болота.

А там же водяной сидит, всех на болота не пропускает. меня не пропустил. я решила вернуться обратно. Возвращаюсь с людьми-то, а темно уже, за нами то ли упыри, то ли волкулаки бегут. припустилась я к Кодрам, ближе туда,чем до Шипражья.

Села в корчме, с коновалом разговорилась, оказалось, что он это мельника-то извел, заговорив его до заветного часа, до которого нужно было мельнику нового подмастерья принять. звал мельник его в подмастерья или страшными проклятьями сулил, да умный коновал, заговорил мельника. тот и рассыпался в прах.

долго сидели, гроза началась, ливень страшный.

Пришел парень, да кричать начал что в монахи уйдет, потому что обещал он перед всем миром, что уйдет к воеводе в солдаты, да осеп, а кому ж слепой солдат нужен. Я к нему поворачиваюсь и спрашиваю, как зову его. говорит Мирчей. Тут я говорю ему, тебя ж сговорили сегодня, вон девка слепая любит тебя, ты ее спасти можешь, да и ты говорил, что люба она тебя. Как же ты теперь уйдешь - ты ж предашь ее. Нельзя же так. К девке иди. к девке!
она раза три возвращался, да решил не идти вроде в монастырь. да действительно, кому ж монах-то, который в монастырь идет не по своей воле, а от стыда скрываясь, нужен?

вернулись люди с болот, Кристина-работница моя зареванная.
Люди радостные возвращаются, а она ревет.
я ее спрашиваю, да в чем дело-то, а он рассказывает, да такую страсть рассказывает, что меня скрючивает и я тоже реветь начинаю и успокоиться не могу.

оказывается двести лет назад были Шипражье, Кодры и Диброва одной большой деревней. и решили людьми всем миром построить церковь. Начали строить мастер и три подмастерья. Да не спорилось дело у них. Тут им кто-то нашептал, что если не закопают они кого под церковью, то не заладится дело. И договорились подмастерья меж собой, что первого кто придет к церкви, того и прикопают. Двое подмастерий своих-то предупредили, а Яков-плотник честен был, и первой пришла жена его, которая на сносях была. Он-то на колокольне что-то делал, а подмастерья жену убили и закопали, а Якову-то и сказали. Он проклял их, церковь и землю эту, и с колокольни сиганул.

А те, кто до болот дошел, отстояли там перед свечами, чертям сопротивляясь, молитвы творя, да благодаря волкулаку кости нашли, да и похоронили в освященной земле.

И вот сижу я в корчме и так мне плохо, понимаю я что на костях этих меня черт с мертвяком венчал, и что мне, а не Мирче в монастырь идти надо. А люди вокруг радостные, дело доброе сделали. И думаю я, как же уйти отсюда, куда?

Вот так.