Рея Биттерфелер, паломничество №19

 Часть первая

Я никогда в жизни не писала дневников. Мне кажется, что жить имеет смысл здесь и сейчас и только совершаемое здесь и сейчас имеет значение. Думаю, я пишу это, потому что я уже больше не я. Содеянное разрушило меня, и я уже несколько лет живу в собственном прошлом, так почему бы не изложить мои последние дни, перед тем как я окажусь на Древе Боли.

Мы идём вместе уже несколько дней и Гробницы Времени совсем близко. Церковь Последнего Искупления выбрала для меня четырёх спутников. Они все очень разные и далеки мне, поэтому я стараюсь даже не думать о том, что привело их сюда. Всё равно со своей колокольни я не смогу предположить ничего близкого к истине.

Руфь Риверс – молодая еврейка в белом платье. Она очень чувствительна и производит впечатление слабой женщины, а её истории абсолютно чужды мне. Ирония заключается в том, что она старается подчёркивать свою ненабожность, но всё время говорит о Боге. Я стараюсь удержаться от мыслей о том, что, на мой взгляд, она преувеличивает испытания на своём пути и придаёт им слишком большую значимость, делает из камня, через который можно переступить, целую гору.  В конце концов, я не имею на это никакого права. Я могу только выслушать моих спутников и попытаться понять и принять их.

Номер Девять – бывший заключенный. Он так и ходит в своей тюремной робе. Гробницы странное место. Сюда приходишь, уже переступив последний порог. Раньше я бы старалась держаться от такого человека как можно дальше, теперь мне кажется, что мы все здесь равноценны. Номер Девять любит поговорить и тормошит всех нас. У меня складывается ощущение, что меня изучают и прощупывают. Да и его истории позволяют сделать вывод о его хваткости и целеустремлённости.

Артус кажется мне смутно знакомым, но я не могу понять, откуда.  Он производит впечатление человека интеллигентного. Своими идеями она напоминает мне Дэниэла. Хотя мне всегда казались смешными люди, выросшие в богатых семьях на тёплых планетах, вздумавшие бороться за права рабочих.

Последний член нашего паломничества – молодая женщина, которую мы зовём Призраком. Она почти не разговаривает, не назвала нам своего имени и вызывает у меня помесь страха и отвращения. Первым делом она рассказала нам о том, как съела человека, которого считала собственным отцом. Я стараюсь сдерживать эмоции.

Здесь всё очень странно. Во-первых, эти другие паломничества, многие из другого времени. Мы высказываем самые разные варианты, вплоть до того, что всё это фикция и более ранние паломничества просто веками крутили на орбите в фуге.

Во-вторых, все мы связаны. Это не предположение и не чувство. Сегодня Девятый рассказывал историю о том, как мой муж спас его в тюрьме. Затем вы встретили человека, который был охранником в этой тюрьме и тот рассказал мне о том, что где-то через 50 лет после этого Дэниэла посадят в тюрьму на Возрождение-Вектор как террориста.  В паломничестве этого охранника находится сестра Дэниэла, которая оказалась католической монахиней.  Впрочем, она не видела его много лет.  Артус так же знал моего мужа и даже бывал на Астерии-42. Здесь же находится Мортимер Хейс, и я нашла человека, который ищет его, и узнала у Хьюго некоторые подробности жизни мистера Хейса, которые пролили свет на ту ненависть, которую питал к нему мой муж.
Это происходит не только со мной. Все мы здесь оказываемся знакомы, связаны, всех нас здесь настигает наше прошлое или наше будущее. У кого оно есть, конечно.

Часть вторая

Наше паломничество распадается. Девятый и Призрак собираются уйти. Мы договорились, что расскажем друг другу  ещё по одной истории, и они примут окончательное решение. Впрочем, после истории, рассказанной Призраком, мне самой захотелось уйти. В какой-то момент я была уверена, что если они решат остаться, то я уйду из паломничества одна, но позже я взяла себя в руки. В конце концов, кто я, что бы осуждать других. Все мы здесь в чём-то виновны и это настолько страшно, что мы готовы рисковать собственным посмертием.

Впрочем, теперь Призрак неожиданно решила остаться, Девятый же всё ещё полон решимости уйти. У меня есть чувство, что нельзя этого делать, но я не могу никого принуждать.  Девятый говорит, что наши цели не близки ему (что он знает о наших целях?), Призрак говорит, что среди нас есть кто-то, кто врёт и меняет внешность и что мы все как камни и тянем её к земле. Мы решили, что ещё какое-то время побудем вместе. Так тому и быть.

Если бы не наше общее прошлое, я бы вообще не понимала, как оказалась среди них  – бродяг и скитальцев по планетам, революционеров, идущих к Шрайку с просьбой сделать мир лучше, еврейки, желающей заключить новый договор с богом. Что уж там, один из нас вообще не человек. Моя жизнь прошла на небольшом планетоиде, мои тяжелые времена – это затянувшаяся зима и закрытая шахта, когда нечем кормить детей, мои победы – это создание профсоюза и должность главного инженера шахты, мои любимые детские воспоминания – это скитания по горам.
После первых историй Девятый даже спросил у меня, зачем я здесь, если у меня всё так хорошо. Но, поскольку он решил остаться с нами, сегодня узнает.

Часть третья

Сегодня последний вечер перед тем, как гробницы откроются полностью, а для нас самое время поведать друг другу о том, зачем мы здесь. Когда я подавала заявку в церковь Шрайка, я как-то не думала о том, что же ещё может толкнуть людей рискнуть всем. Я не буду здесь рассказывать о том, что снедало моих спутников, они сами, если захотят, поведают об этом письменно.
Я только скажу, что теперь меня мучают сомнения. Просьба лишь одного в паломничестве будет удовлетворена и я теперь я не уверена, что моя этого достойна. Это пожирает меня - на одной чаше весов мои дети, а на другой просьбы этих людей. О лучшем мире, о милосердном боге. Мне отвратительна и невыносима мысль о том, что я могу оценить своих собственных детей меньше, чем человечество. Собственное желание оставаться человеком и жить так, что бы не было стыдно мне теперь просто отвратительно. Какое я имею право пожертвовать ими из благородства?

Руфь сморил сон, она часто видит их в Долине Гробниц и настала моя очередь рассказывать. Пожалуй, так будет проще.

Астерия-42 – маленькая планета. Она не настолько важна, что бы Гегемония молниеносно реагировала при возникновении опасности. Поэтому, когда мы увидели на наших радарах корабли Бродяг и вой сирены взорвал колонию, мы послали сигнал СОС, но на помощь особенно не надеялись.  Согласно нашему плану, мой муж должен был остаться  в городе, а я собрать детей и вместе с ними отправится в шахты, что бы пройти через тоннели на другую сторону и укрыться в горах, пока всё не кончится. Я взяла детей, схватила из тумбочки пистолет и стала пробираться через охваченный паникой город. Люди буквально превратились в диких зверей, кто-то просто напросто погибал в давке, бежать было тяжело, я прижимала к себе детей и всё время боялась, что их оторвут от меня и задавят. Розали прижималась ко мне справа и вдавливала мне в бок пистолет, лежавший в кармане, а у меня даже не было свободной руки, что бы вовремя выхватить его, если кто-то попробует мне помешать. Впрочем, первую часть плана мне выполнить удалось,  проблемы начались дальше. Мы спустились в шахту и обнаружили, что  в тоннелях произошел обвал и проход закрыт. Я хорошо знала шахты, я работала здесь уже 20 лет. Я долго искала выход, но обвал оказался так обширен, что перекрыл все пути. Долгое время мы сидели в каменном мешке, хотя думаю, что я уже тогда понимала, что это конец. Время принимать решение пришло, когда мы с детьми услышали громкий скрип включившегося подъёмника.

Все мы в колонии были простыми невежественными рабочими из глубинки. Всё, что мы знали о Бродягах, ограничивалось пропагандой Гегемонии и бесконечными рассказами о жестокости и зверствах, которые они творили. Я просто-напросто не могла допустить, что бы мои дети умерли так.

Я знала, что патронов оставалось только 2 и знала, что у меня есть очень мало времени до того момента, как они до нас доберутся. Дети были так напуганы и постоянно плакали, хотя Сэм, которому было тогда уже 11, старался держаться и даже помогать мне. Я  отвела Розали в сторону, что бы Сэм этого не видел, обняла её, попрощалась и выстрелила в затылок. Сэм всё понимал. Я сказала ему, что третий патрон у меня тоже есть. Я обняла его. Попрощалась. И выстрелила в затылок. Я аккуратно уложила их у стены и сама села в проходе с ружьём в руках, вслушиваясь в приближающиеся шаги. Думаю, мне было всё равно. Время от времени я поднимала пистолет к виску и нажимала на курок, но, как и ожидалось, ничего не происходило. Впрочем, вместо Бродяг, я видела эвакуационный отряд  Гегемонии, с которым шел мой муж. Оказалось, что они случайно пролетали недалеко от нас и перехватили сигнал.

Меня лечили в госпитале до тех пор, пока не стало понятно, что для себя я больше опасности не представляю. Когда меня выписали, я узнала, что Бродяги так и не высадились на колонию. Жертв, кроме моих детей, почти не было. Наверное, Дэниел всё понимал, по крайней мере, вслух он меня так и не осудил, но жить с человеком, который застрелил его детей, он уже не смог. Я часто думала, как бы всё могло сложиться иначе. Если бы эвакуационный отряд прибыл чуть раньше, если бы я потеряла надежду чуть позже.

На этой стороне Гегемонии из-за близости к Гипериону, церковь Шрайка сильна. Я никогда не входила в неё, но сейчас начинала понимать, что это единственная сила, которая может дать всё исправить. Я работала как проклятая несколько лет, для того, что бы заработать на перелёт до Гипериона и добраться к Гробницам Времени. И теперь я иду к Шрайку, для того, что бы сказать ему: «Сделай так, что бы я никогда не убивала своих детей».

Мы долго молчали и в этом молчании были особенно отчётливы громкие рыдания Руфь, которая оплакивала моих детей. Пожалуй, это было именно то, чего мне не хватало. После произошедшего, я так и не говорила об этом ни с кем, и никто не плакал о них вместе со мной. Рассказать кому-то это историю, значило признать её существование, а я старалась не делать этого, всё ещё надеясь, что смогу всё исправить.

Нужно было идти.

Часть последняя

Всё кончено. Это конец. Я проведу Вечность на Древе, моего мужа через 50 лет посадят в тюрьму как террориста, а мой сын никогда не станет пилотом (Девятый говорил в бреду, что он стал бы им). Мы прошли через Обелиск вместе с Девятым и на этом всё кончено. Он получил свой Дар. И остался там, вместе с Артусом, добровольной жертвой. Призрак пойдёт пытать счастья одна. Паломничество распалось, гробницы закрываются одна за другой, и теперь всё кончено. Я бы хотела оказаться на Древе Боли прямо сейчас, но я стою посреди Гробниц Времени, и всё было зря.
Я думала так, но, пожалуй, всё это время меня вела Судьба. Я чувствовала, что всё было правильно, даже когда она довлела надо мной, а я пропускала её пасы. Это нечто большее, чем моя воля, как поток, который вёл меня сюда, к этому месту и через него. Может это всё было для того, что бы Девятый, нет, мистер Брон, получил свой Дар (сделает ли он мир лучше?). Или для того, что бы я что-то осознала.

Руфь стояла рядом со мной, такая же раздавленная, Хрустальная гробница так и не открылась. И тут я увидела рядом с нами в темноте три силуэта. Это было озарением, меня как будто потянуло в их сторону. Когда я подошла ближе, то увидела, что один из них Хьюго. Их было трое, нас было двое и наши цели совпадали. Этого было более чем достаточно для полного паломничества. Сейчас эти трое простых работяг казались мне куда более близкими, чем моё паломничество.

Мы отправим умирающего Хьюго через Лабиринт в прошлое, на 42 года назад с письмом для каждого из нас. Он должен будет найти себя и отдать всё письма и предметы, что бы на молодого Хьюго пала судьба отыскать каждого из нас.

Хьюго скроется в Лабиринте и у меня будет хоть немного надежды.

Что маленькая Руфь не пойдёт домой в тот день, а сразу отправится на танцевальный вечер.
Что Хьюго не будет работать на Мортимера Хейса.
Что я никогда не убью своих детей.
 

А сейчас я дописываю эти строки и оставляю записи здесь. Потому что Шрайк уже выходит к нам и всё кончено.