Хаотичные впечатления от чудесной игры
Самый мелодраматичный момент
Жаклин сидела в здании мэрии и плакала. Даже не от того, что выходит замуж за нелюбимого – её коллега по работе в редакции Андре Лелю, известный своим алкоголизмом и дебоширством, был скорее спасением от депортации в Германию, грозившей всем незамужним француженкам в возрасте от 20 до 35 лет. Это ещё можно было пережить, хоть она и оттягивала свадьбу, бегая по городу в надежде, что хоть кто-то из мало-мальски симпатичных мужчин предложит ей руку помощи. Но впереди неё и Андре заключения брака ожидали хозяйка кафе Дениз Моллар и Кристиан, любимый.
Дениз намного больше, чем 35 лет, и выглядит старше. Поседела вскоре после смерти мужа и не красит волос. А если это не спасение от депортации, то, значит, по любви.
Почему он так долго обманывал?
Жаклин сказала, что выходит замуж. Он сухо поздравил её, и в его ледяном взгляде читалось невыносимое равнодушие.
Он всегда любил другую, хотя долго это скрывал, – женщину, которую знал с детских лет. Говорят, ещё в то время им с Дениз напророчили судьбу жениха и невесты, но Кристиан отшучивался. И если бы Жаклин знала правду, не было бы этих жестоких объяснений, ни этой кошмарной истории, разрушившей надежды на счастливую семейную жизнь и чуть не превратившейся в настоящее самоубийство…
Хорошо, что чиновникам было не до формальностей и они не задавали вопросов в духе «согласны ли вы?» Иначе бы точно сказала «нет», зарыдала бы в голос и убежала.
Момент, когда я ощутила бессмысленность всего происходящего
В то время зарплату уже выдавали карточками. После раздачи Жаклин заметила, что две карточки лишние, вспомнила всех, кто подходил за деньгами, и заподозрила мэрию в ошибке. Порадовалась, никому ничего не сказала и забрала карточки домой.
У дверей Клеманов околачивался какой-то оборвыш: «Ой, мадам, а где тут Клеманы? Они ведь живут где-то здесь?» Неграмотный, что ли, вывеску доходного дома не видит? Клеманов дома не оказалось. Тут беженец начал бормотать, что вот он приехал, и ему нечего есть, и денег нет, а вот как бы перебраться через горы... Разговор начал принимать уже сильно тревожный оборот, тем более что и через перевал без больших запасов еды отправляться равносильно самоубийству. «Карточки ничьи – значит, ничьи», – решила Жаклин и протянула нищему одну из них, со словами: «Держи и больше не приходи».
Несколько минут спустя на улице прогремел выстрел. Жаклин вышла и стала расспрашивать местных, что случилось. «Человека застрелили». – «Оборванца, маленького такого, в кепке?» – «Да, а вы его знаете?» – «Он ходил и попрошайничал, денег выпрашивал». – «Полиция хотела спросить документы, он побежал, ну его и застрелили».
И тут Андре подходит: «Жаклин, карточки у тебя? Я их тогда не забрал...»
Глупо и нелепо получилось. Об этой истории с карточками, к счастью, так никто и не узнал.
Курьёзные совпадения
Венсан Реналь, отец Жаклин, был учителем истории в лицее городка Сен-Мартен. Он женился по любви, стал отцом двух рыженьких дочек, работал, растил детей и баловал жену, но в 1917 году был призван в армию. Венсан погиб молодым, но вплоть до его трагической гибели успел написать жене множество романтичных писем со стихами, которые мать ещё много лет читала дочкам.
Вторым мужем мадам Катрин Реналь стал слесарь Поль Армэ, необразованный, некрасивый, не идущий ни в какое сравнение с отцом. Говорят, что ему очень некрасиво изменила жена, а он стал посмешищем всей деревни и уехал в Сен-Мартен в поисках лучшей жизни. Жаклин много лет не могла осознать, что Поль фактически спас Катрин, когда она осталась одна с двумя детьми в бедности и отчаянии. В отношениях этой странной пары было больше заботы, чем страсти, но этот брак был крепким и не лишённым любви.
Андре Лелю вернулся в Шуа из Парижа после того, как его жена сбежала с богатым евреем. На момент заключения фиктивного брака Жаклин всё ещё страдала от расставания с симпатичным полицейским фельдшером Кристианом, любителем поэзии и вообще романтиком. Кристиан мечтал героически погибнуть, и впоследствии его желание сбылось.
Как ни странно, впоследствии Андре бросил пить, волей случая стал главным редактором газеты и активным участником движения Сопротивления. «Ты не думай, я не буду к тебе приставать, – говорил он. – И ничего от тебя не требую. Ты вправе чувствовать себя совершенно свободной. Когда война закончится, мы сразу можем быстро развестись, и ты выйдешь замуж за того, кого любишь…»
Если бы его не расстреляли, у них с Жаклин вполне могла бы получиться счастливая семья. Хорошо, что она ещё не знала о его гибели, когда шла через перевал. Иначе бы просто не выжила.
Ещё одно маленькое совпадение
Жаклин испытывала очень сильное чувство к бельгийскому доктору Сибрену Вейеру, который спас ей жизнь и сохранил всё в тайне. Не столько страсть, сколько ощущение того, что он всегда придёт и спасёт, несмотря ни на что. Хотя почти не знала его как человека. И надеялась, что он сделает ей предложение, когда это было нужно больше всего, но Сибрен не понял намёков, а навязываться она не хотела.
Когда Жаклин узнала, что Адалин Армэ из борделя ей кто-то вроде сводной сестры (дочь отчима от первого брака, но родные – всегда родные) и хотела бы выйти замуж за простого человека, она начала уже напрямую уговаривать доктора жениться на Адалин, чтобы спасти её от депортации. Сибрен отказался, и для Жаклин это было очень больно.
Она не знала, что доктор Вейер был Тилем Либрехтом, беглым гестаповцем, и не хотел ломать девушке судьбу.
И что Адалин тоже была в него влюблена.
Клуб радиолюбителей
Жаклин не помнит, как она вступила в Сопротивление. Просто все кругом были свои, и никому не нравилось, что творится вокруг, как маршал по радио говорит о долгожданном перемирии, но бесчисленное множество раз повторяет слово «поражение», и по каждому радиовыступлению чувствуется, что он безнадёжно пьян. Всё это было просто и естественно, и когда Люсьен Вейль, тогда ещё главный редактор, сказал «надо бы обзавестись приёмником», всё это было просто и естественно.
Но держать радио в редакции, когда в домах шли обыски, было опасно – один раз сам начальник полиции чудом не заметил приёмник. Андре Лелю решил взять риск на себя и забрать радио в особняк своих родителей. Но Жаклин тоже не хотелось пропускать подпольные передачи де Голля…
«Жаклин, а ведь я тебя серьёзно компрометирую», – заметил месье Лелю у входа в дом. «Да какая теперь разница…» – отозвалась она, в то время ещё незамужняя дама. В-общем, план прикрытия сложился сам собой.
Наводить беспорядок в одежде, развратно хохотать в голос – даже девицы из борделя на улице вели себя приличней. А потом слушать подпольные радиопередачи, Андре – с блокнотом, Жаклин – пытаясь запомнить всё на слух. Притворяться так, чтобы это было относительно прилично, у Жаклин не получалось. «Когда газету закроют, устроюсь в бордель, вдруг пригодится…» – обдумывала она худший в её представлении вариант развития событий. Худший на тот момент.
Она никогда не забудет возмущения сестры, с которой она столкнулась аккурат после очередной трансляции. «Жаклин, что это значит?!» Всё-таки явно не тому учила дочек интеллигентная мама. Жаклин и сама была готова сгореть со стыда, но если этого требует дело Франции…
Про радио она потом объяснила, но Николь, похоже, не очень-то ей поверила. И похоже, в чём-то была права.
А уж когда однажды в запертую дверь начали ломиться знакомые Андре, пришлось срочно выключать и прятать приёмник, а затем наводить беспорядок в одежде… Дверь открыл, конечно, сам месье Лелю, а Жаклин смущённо выглянула из-за шкафа, застёгивая наспех расстёгнутые пуговицы блузки… Всё-таки в этом была своя, особенная романтика.
Жёлтые звёзды
Когда вышел приказ об одежде для евреев и принесли жёлтые звёзды, у всех нас было чувство, что это неправильно и этому надо как-то помешать, но что может сделать горстка сотрудников газеты, где двое из пяти человек – евреи? Когда Кристиан как сотрудник полиции пришёл раздавать эти звёзды, Жаклин тоже хотела пришить одну на свой рабочий пиджак, но Люсьен и остальные коллеги начали убеждать её не совершать этого жеста самоубийственной солидарности.
Эстель Клеман, милая еврейская девушка, рассказала про могендовид и его значение, заметив, что немцы выбрали этот символ случайно и вряд ли разбирались в иудейской символике. И Жаклин ещё сильней хотелось носить эту звезду. Чтобы Эстель и Люсьен видели, что они не одни. Чтобы быть вместе с ними. Ведь нет такого правила, запрещающего неевреям носить жёлтые звёзды? А еврейская гордость и еврейское упрямство Эстель к тому времени начали очень сильно раздражать Жаклин.
– Ты считаешь, что я хуже вас только потому, что я не еврейка?!
– Я не считаю, что Вы хуже нас.
Жаклин ходила по улицам и фотографировала. Снимала евреев с жёлтыми звёздами – так, чтобы не было видно лиц, – вдруг кому-то удастся выправить документы и сбежать? Бошей, проверяющих у евреев документы. И просто жёлтые звёзды. «Я напишу передовицу об этом приказе, и на первой странице нашей газеты будет картинка с жёлтой звездой, в пол-листа!» – кипела она. Люсьен уже не вмешивался, напомнив, что он-то больше не главный редактор, и надо спросить Андре. А Андре было невозможно найти как раз в тот момент, когда это было так нужно…
Когда Жаклин вновь заглянула в мэрию, чиновники, не обращая на неё внимания, вели разговор о депортации евреев в концлагерь. Выбирали четырёх человек, которых должны отправить на смерть.
– Люсьен, бери жену и беги! – Жаклин чуть ли не кричала. – Если тебе не жаль себя, пожалей её, и не слушай, что она говорит!
Но Люсьен, бывший редактор, не мог убедить упрямую Эстель. А она не хотела бросать семью, даже если это грозило ей гибелью. Впрочем, и Жаклин уже начали искать…
Статья о жёлтых звёздах так и не была написана. Жаклин пришлось срочно прятаться и бежать, так и не попрощавшись ни с кем из тех, кого она любила.
Когда один из монахов вёл её через перевал, Жаклин шептала «Отче наш». А в кармане была приколота изнутри та самая жёлтая звезда, которую она под шумок стащила у Кристиана…
Эпилог
Со времени бегства Жаклин из Шуа прошло чуть меньше года, когда она вернулась в этот город, ставший родным. Всё это время она старалась помогать Сопротивлению, рассказывая об ужасах, которые довелось пережить жителям города. Но это время показалось ей вечностью.
Кристиан, мечтавший о героической смерти, погиб в перестрелке, когда вместе с другими полицейскими напал на бошей.
Люсьен Вейль вместе со своей молоденькой женой Эстель погиб во время депортации, когда после попытки диверсии поезд сошёл с рельсов.
Андре – кто бы мог подумать, что на этот раз удача подведёт его? – убит бошами после попытки напасть на начальника полиции, когда депортировали супругов Вейль.
Мужчина, которого я долго и безответно любила.
Мужчина, который долго и безответно любил меня.
И мужчина, с которым у нас были все шансы полюбить друг друга.
Все они погибли.
У Дениз Моллар родился сын. Назвала Шарлем. Не могу понять, почему не Кристианом, как отца. Мать предпочла дать ему имя в память о племяннике, женихе моей сестры, который, как я узнала позже, погиб в концлагере.
Адалин Армэ больше не работает в борделе. Она всё-таки вышла замуж. За Сибрена. Я надеюсь, что теперь всё у них будет хорошо.
А у Жаклин, наверное, никогда не будет детей.
Будет типография и газета, владелицей которой она стала по закону – ведь после запрета для евреев всё это досталось Андре.
Будет много работы – ведь то, что произошло в Шуа, нельзя забыть. Сейчас, когда уже не нужно прогибаться под бошей, об этом можно рассказать прямо и открыто.
И будет память. И сны, в которых она снова будет видеть самых близких людей. Тех, кто ушёл так рано.
Когда-нибудь они обязательно встретятся.
Рано или поздно.
Самый мелодраматичный момент
Жаклин сидела в здании мэрии и плакала. Даже не от того, что выходит замуж за нелюбимого – её коллега по работе в редакции Андре Лелю, известный своим алкоголизмом и дебоширством, был скорее спасением от депортации в Германию, грозившей всем незамужним француженкам в возрасте от 20 до 35 лет. Это ещё можно было пережить, хоть она и оттягивала свадьбу, бегая по городу в надежде, что хоть кто-то из мало-мальски симпатичных мужчин предложит ей руку помощи. Но впереди неё и Андре заключения брака ожидали хозяйка кафе Дениз Моллар и Кристиан, любимый.
Дениз намного больше, чем 35 лет, и выглядит старше. Поседела вскоре после смерти мужа и не красит волос. А если это не спасение от депортации, то, значит, по любви.
Почему он так долго обманывал?
Жаклин сказала, что выходит замуж. Он сухо поздравил её, и в его ледяном взгляде читалось невыносимое равнодушие.
Он всегда любил другую, хотя долго это скрывал, – женщину, которую знал с детских лет. Говорят, ещё в то время им с Дениз напророчили судьбу жениха и невесты, но Кристиан отшучивался. И если бы Жаклин знала правду, не было бы этих жестоких объяснений, ни этой кошмарной истории, разрушившей надежды на счастливую семейную жизнь и чуть не превратившейся в настоящее самоубийство…
Хорошо, что чиновникам было не до формальностей и они не задавали вопросов в духе «согласны ли вы?» Иначе бы точно сказала «нет», зарыдала бы в голос и убежала.
Момент, когда я ощутила бессмысленность всего происходящего
В то время зарплату уже выдавали карточками. После раздачи Жаклин заметила, что две карточки лишние, вспомнила всех, кто подходил за деньгами, и заподозрила мэрию в ошибке. Порадовалась, никому ничего не сказала и забрала карточки домой.
У дверей Клеманов околачивался какой-то оборвыш: «Ой, мадам, а где тут Клеманы? Они ведь живут где-то здесь?» Неграмотный, что ли, вывеску доходного дома не видит? Клеманов дома не оказалось. Тут беженец начал бормотать, что вот он приехал, и ему нечего есть, и денег нет, а вот как бы перебраться через горы... Разговор начал принимать уже сильно тревожный оборот, тем более что и через перевал без больших запасов еды отправляться равносильно самоубийству. «Карточки ничьи – значит, ничьи», – решила Жаклин и протянула нищему одну из них, со словами: «Держи и больше не приходи».
Несколько минут спустя на улице прогремел выстрел. Жаклин вышла и стала расспрашивать местных, что случилось. «Человека застрелили». – «Оборванца, маленького такого, в кепке?» – «Да, а вы его знаете?» – «Он ходил и попрошайничал, денег выпрашивал». – «Полиция хотела спросить документы, он побежал, ну его и застрелили».
И тут Андре подходит: «Жаклин, карточки у тебя? Я их тогда не забрал...»
Глупо и нелепо получилось. Об этой истории с карточками, к счастью, так никто и не узнал.
Курьёзные совпадения
Венсан Реналь, отец Жаклин, был учителем истории в лицее городка Сен-Мартен. Он женился по любви, стал отцом двух рыженьких дочек, работал, растил детей и баловал жену, но в 1917 году был призван в армию. Венсан погиб молодым, но вплоть до его трагической гибели успел написать жене множество романтичных писем со стихами, которые мать ещё много лет читала дочкам.
Вторым мужем мадам Катрин Реналь стал слесарь Поль Армэ, необразованный, некрасивый, не идущий ни в какое сравнение с отцом. Говорят, что ему очень некрасиво изменила жена, а он стал посмешищем всей деревни и уехал в Сен-Мартен в поисках лучшей жизни. Жаклин много лет не могла осознать, что Поль фактически спас Катрин, когда она осталась одна с двумя детьми в бедности и отчаянии. В отношениях этой странной пары было больше заботы, чем страсти, но этот брак был крепким и не лишённым любви.
Андре Лелю вернулся в Шуа из Парижа после того, как его жена сбежала с богатым евреем. На момент заключения фиктивного брака Жаклин всё ещё страдала от расставания с симпатичным полицейским фельдшером Кристианом, любителем поэзии и вообще романтиком. Кристиан мечтал героически погибнуть, и впоследствии его желание сбылось.
Как ни странно, впоследствии Андре бросил пить, волей случая стал главным редактором газеты и активным участником движения Сопротивления. «Ты не думай, я не буду к тебе приставать, – говорил он. – И ничего от тебя не требую. Ты вправе чувствовать себя совершенно свободной. Когда война закончится, мы сразу можем быстро развестись, и ты выйдешь замуж за того, кого любишь…»
Если бы его не расстреляли, у них с Жаклин вполне могла бы получиться счастливая семья. Хорошо, что она ещё не знала о его гибели, когда шла через перевал. Иначе бы просто не выжила.
Ещё одно маленькое совпадение
Жаклин испытывала очень сильное чувство к бельгийскому доктору Сибрену Вейеру, который спас ей жизнь и сохранил всё в тайне. Не столько страсть, сколько ощущение того, что он всегда придёт и спасёт, несмотря ни на что. Хотя почти не знала его как человека. И надеялась, что он сделает ей предложение, когда это было нужно больше всего, но Сибрен не понял намёков, а навязываться она не хотела.
Когда Жаклин узнала, что Адалин Армэ из борделя ей кто-то вроде сводной сестры (дочь отчима от первого брака, но родные – всегда родные) и хотела бы выйти замуж за простого человека, она начала уже напрямую уговаривать доктора жениться на Адалин, чтобы спасти её от депортации. Сибрен отказался, и для Жаклин это было очень больно.
Она не знала, что доктор Вейер был Тилем Либрехтом, беглым гестаповцем, и не хотел ломать девушке судьбу.
И что Адалин тоже была в него влюблена.
Клуб радиолюбителей
Жаклин не помнит, как она вступила в Сопротивление. Просто все кругом были свои, и никому не нравилось, что творится вокруг, как маршал по радио говорит о долгожданном перемирии, но бесчисленное множество раз повторяет слово «поражение», и по каждому радиовыступлению чувствуется, что он безнадёжно пьян. Всё это было просто и естественно, и когда Люсьен Вейль, тогда ещё главный редактор, сказал «надо бы обзавестись приёмником», всё это было просто и естественно.
Но держать радио в редакции, когда в домах шли обыски, было опасно – один раз сам начальник полиции чудом не заметил приёмник. Андре Лелю решил взять риск на себя и забрать радио в особняк своих родителей. Но Жаклин тоже не хотелось пропускать подпольные передачи де Голля…
«Жаклин, а ведь я тебя серьёзно компрометирую», – заметил месье Лелю у входа в дом. «Да какая теперь разница…» – отозвалась она, в то время ещё незамужняя дама. В-общем, план прикрытия сложился сам собой.
Наводить беспорядок в одежде, развратно хохотать в голос – даже девицы из борделя на улице вели себя приличней. А потом слушать подпольные радиопередачи, Андре – с блокнотом, Жаклин – пытаясь запомнить всё на слух. Притворяться так, чтобы это было относительно прилично, у Жаклин не получалось. «Когда газету закроют, устроюсь в бордель, вдруг пригодится…» – обдумывала она худший в её представлении вариант развития событий. Худший на тот момент.
Она никогда не забудет возмущения сестры, с которой она столкнулась аккурат после очередной трансляции. «Жаклин, что это значит?!» Всё-таки явно не тому учила дочек интеллигентная мама. Жаклин и сама была готова сгореть со стыда, но если этого требует дело Франции…
Про радио она потом объяснила, но Николь, похоже, не очень-то ей поверила. И похоже, в чём-то была права.
А уж когда однажды в запертую дверь начали ломиться знакомые Андре, пришлось срочно выключать и прятать приёмник, а затем наводить беспорядок в одежде… Дверь открыл, конечно, сам месье Лелю, а Жаклин смущённо выглянула из-за шкафа, застёгивая наспех расстёгнутые пуговицы блузки… Всё-таки в этом была своя, особенная романтика.
Жёлтые звёзды
Когда вышел приказ об одежде для евреев и принесли жёлтые звёзды, у всех нас было чувство, что это неправильно и этому надо как-то помешать, но что может сделать горстка сотрудников газеты, где двое из пяти человек – евреи? Когда Кристиан как сотрудник полиции пришёл раздавать эти звёзды, Жаклин тоже хотела пришить одну на свой рабочий пиджак, но Люсьен и остальные коллеги начали убеждать её не совершать этого жеста самоубийственной солидарности.
Эстель Клеман, милая еврейская девушка, рассказала про могендовид и его значение, заметив, что немцы выбрали этот символ случайно и вряд ли разбирались в иудейской символике. И Жаклин ещё сильней хотелось носить эту звезду. Чтобы Эстель и Люсьен видели, что они не одни. Чтобы быть вместе с ними. Ведь нет такого правила, запрещающего неевреям носить жёлтые звёзды? А еврейская гордость и еврейское упрямство Эстель к тому времени начали очень сильно раздражать Жаклин.
– Ты считаешь, что я хуже вас только потому, что я не еврейка?!
– Я не считаю, что Вы хуже нас.
Жаклин ходила по улицам и фотографировала. Снимала евреев с жёлтыми звёздами – так, чтобы не было видно лиц, – вдруг кому-то удастся выправить документы и сбежать? Бошей, проверяющих у евреев документы. И просто жёлтые звёзды. «Я напишу передовицу об этом приказе, и на первой странице нашей газеты будет картинка с жёлтой звездой, в пол-листа!» – кипела она. Люсьен уже не вмешивался, напомнив, что он-то больше не главный редактор, и надо спросить Андре. А Андре было невозможно найти как раз в тот момент, когда это было так нужно…
Когда Жаклин вновь заглянула в мэрию, чиновники, не обращая на неё внимания, вели разговор о депортации евреев в концлагерь. Выбирали четырёх человек, которых должны отправить на смерть.
– Люсьен, бери жену и беги! – Жаклин чуть ли не кричала. – Если тебе не жаль себя, пожалей её, и не слушай, что она говорит!
Но Люсьен, бывший редактор, не мог убедить упрямую Эстель. А она не хотела бросать семью, даже если это грозило ей гибелью. Впрочем, и Жаклин уже начали искать…
Статья о жёлтых звёздах так и не была написана. Жаклин пришлось срочно прятаться и бежать, так и не попрощавшись ни с кем из тех, кого она любила.
Когда один из монахов вёл её через перевал, Жаклин шептала «Отче наш». А в кармане была приколота изнутри та самая жёлтая звезда, которую она под шумок стащила у Кристиана…
Эпилог
Со времени бегства Жаклин из Шуа прошло чуть меньше года, когда она вернулась в этот город, ставший родным. Всё это время она старалась помогать Сопротивлению, рассказывая об ужасах, которые довелось пережить жителям города. Но это время показалось ей вечностью.
Кристиан, мечтавший о героической смерти, погиб в перестрелке, когда вместе с другими полицейскими напал на бошей.
Люсьен Вейль вместе со своей молоденькой женой Эстель погиб во время депортации, когда после попытки диверсии поезд сошёл с рельсов.
Андре – кто бы мог подумать, что на этот раз удача подведёт его? – убит бошами после попытки напасть на начальника полиции, когда депортировали супругов Вейль.
Мужчина, которого я долго и безответно любила.
Мужчина, который долго и безответно любил меня.
И мужчина, с которым у нас были все шансы полюбить друг друга.
Все они погибли.
У Дениз Моллар родился сын. Назвала Шарлем. Не могу понять, почему не Кристианом, как отца. Мать предпочла дать ему имя в память о племяннике, женихе моей сестры, который, как я узнала позже, погиб в концлагере.
Адалин Армэ больше не работает в борделе. Она всё-таки вышла замуж. За Сибрена. Я надеюсь, что теперь всё у них будет хорошо.
А у Жаклин, наверное, никогда не будет детей.
Будет типография и газета, владелицей которой она стала по закону – ведь после запрета для евреев всё это досталось Андре.
Будет много работы – ведь то, что произошло в Шуа, нельзя забыть. Сейчас, когда уже не нужно прогибаться под бошей, об этом можно рассказать прямо и открыто.
И будет память. И сны, в которых она снова будет видеть самых близких людей. Тех, кто ушёл так рано.
Когда-нибудь они обязательно встретятся.
Рано или поздно.
