Спасение баронессы
Вообще, на этой игре я в очередной раз убедился, что роль барда – одна из самых благодарных. Всю игру я проходил без оружия и практически всегда попадал со своей гитарой, куда хотел. Все рады бардам, перед ними легко открываются городские ворота, и даже самые суровые стражники мягчеют, услышав красивую песню. И если тебе выпала миссия шпиона, нет лучшей личины, чем бард.
В тот день мы объявились в Шайнфельде после полудня, в самую жару. Утренние сражения уже отгремели, все попрятались в тень отдыхать. Наши потайные карманы приятно оттягивало серебро, выданное мне в доме моего графа с наказом выяснить положение его сестры, оказавшейся здесь в роли почетной пленницы. И втрое большая сумма – от бургомистра Кальдена, с наказом присматривать уже за самим шайнфельдским графом.
Расплатившись со стражей на воротах песней вместо медяка, мы прошли лабиринтом улочек в центр города и огляделись. Улицы Шайнфельда были совершенно пусты. Все попрятались от беспощадного солнца, город словно вымер. Ворота графского дворца были плотно закрыты, площадь перед ним пустовала. Пустыми стояли даже кабаки, где нельзя было укрыться от полуденной духоты. Как и за кем шпионить в городе без людей?
Отпустив свою спутницу в свободное плавание, я спел пару песен в одном заведении, выпил пива в другом и решил на всякий случай покрутиться возле местной префектуры в надежде услышать что-нибудь полезное. Не успел я занять неприметное и удобное место подле дверей судебной палаты, как ко мне подошел человек в военной одежде и потребовал документы. Полюбопытствовав, с кем имею честь, я узнал, что интерес к моей персоне проявил лично капитан городской стражи. Увидев паспорт эссельского подданного, он устроил мне тщательнейший допрос, пытаясь поймать на неувязках, а потом столь же тщательно обыскал. У этого господина оказалось неплохое чутье, и хотя он не нашел при мне ничего подозрительного, под конец сказал:
– По всей строгости, мне бы надо немедленно отправить вас в пыточную, но я дам вам еще один шанс. Если вы настоящий бард, вам не составит труда прямо сейчас сложить обо мне песню. Меня зовут Варрон фон Грау. Приступайте.
Да здравствует вдохновение, в нужный момент посещающее как менестреля, так и шпиона, и имя этому волшебству – кураж. Веселое четверостишие и нехитрый мотив пришли в голову сами собой. Смеялся строгий Варрон фон Грау, гоготали его подчиненные, собравшиеся вокруг нас. Отсмеявшись, начальник городской стражи милостиво отпустил барда на все четыре стороны. И тут меня осенило.
– Господин капитан, а не подскажете ли, где музыканту можно в такой час сыграть пару песен да заработать пару монет?
– Знаете что, а сыграйте-ка вы нашему графу, он как раз сейчас у себя и скучает. Позвольте, я вас провожу.
И вот картина: капитан стражи лично заводит эссельского шпиона в ворота графского дворца. Увы и ах, граф оказался занят, почему бы вам не подождать здесь, пока он освободится? В самом деле, отчего же не подождать. Во внутреннем дворе резиденции невероятная роскошь – бассейн с прохладной водой, вокруг него спасаются от зноя графские гвардейцы и придворные, дожидающиеся аудиенции. Много важных людей, разговоры. А сквозь распахнутые из-за жары двери дворца доносится голос самого графа, и слышно каждое слово. Конечно, подожду, благодарю вас, господин капитан, и ни на секунду не задерживаю.
Так, сидя буквально между графскими покоями и кордегардией, я узнал от самого графа, что его пленница сумела каким-то образом улизнуть – выскользнула незамеченной из отведенных ей палат, добралась до подземного хода и ушла по нему в Эссель. Я наблюдал, как шайнфельдский лорд выстроил своих гвардейцев, долго ругал их за допущенный урон его репутации, а потом велел снаряжаться и немедленно следовать в Эссель, чтобы вернуть «нашу почетную гостью».
Тут я понял, что услышал достаточно. Эссельского графа и его домочадцев нужно было предупредить. При первой же возможности я, не привлекая внимания, покинул графскую резиденцию и выбрался из города. И тут я допустил один серьезный просчет. Подземный ход под рекой после бегства графини незамедлительно перекрыли, и теперь домой оставался только кружной путь – вдоль реки и через брод. Поскольку до Кальдена выходило ближе, я решил сперва слетать туда и известить своего давнего друга, тамошнего бургомистра, а уже потом мчать в Эссель. Одинокий бард ходит быстрее отряда латников, и всё же из-за собственного безрассудства я успел к воротам Эсселя практически одновременно с шайнфельдскими гвардейцами. Предупредить эссельскую стражу не впускать их в город я уже не успевал. Просочившись в ворота буквально у них перед носом, я опрометью бросился в графское поместье.
Ни графа, ни беглянки-графини, ни войска в городе не было - славный Роберт снова был в каком-то походе, и в покоях я застал лишь графского мажордома, осанистого жреца-сигмарита да кальденскую баронессу с несколькими верными ей людьми. Это было плохо - в отсутствие венценосного супруга и его солдат встреча с подручными шайнфельского ревнивца ничего хорошего ей не сулила. Что если вместо одной благородной пленницы те решат привести из Эсселя другую?
Я только успел рассказать домочадцам графа о приближении гостей, как в двери резко постучали. Баронесса в последний момент юркнула под кровать в графской опочивальне, а все остальные расселись в зале, когда с улицы вошли несколько шайнфельдских солдат с алебардами. С ними был и давешний капитан стражи, который посмотрел на меня чрезвычайно внимательно. Общение с ними взял на себя мажордом графа, человек умный и волевой. Ему почти удалось выпроводить незваных визитеров, но в последний момент те почуяли неладное и обнажили сталь. Мажордома оглушили ударом по голове, кальденцев из эскорта баронессы после недолгой, но отчаянной схватки ранили и обезоружили. Прозвучала команда: «Обыскать дом!».
Сквозь неплотно прикрытую дверь графских покоев мне было видно, как притаилась под кроватью баронесса. Чтобы заметить ее, преследователям оставалось сделать три шага. И в этот момент положение спас жрец. Сидевший до этого безучастно, он внезапно взорвался, осыпав чужих солдат проклятиями.
– Вы что творите, сукины дети? Кровь лить перед жрецом? Перед лицом Сигмара в графских покоях грешить убийством?!
Гвардейцы смешались. Их командир почтительно осведомился, не сможет ли небольшое денежное пожертвование умилостивить Сигмара. Жрец с суровым видом принял подношение, после чего шайнфельдцы с явным облегчением покинули поместье и с пустыми руками отправились восвояси. Баронесса была спасена.
Позднее баронесса (теперь уже графиня), вспоминая этот случай, с гордостью говорила своему благородному мужу: «Между прочим, я под твою кровать со своей грудью еле поместилась». Вид у нее при этом был очень довольный.
Надо сказать, что славный город Шайнфельд оказался не злопамятен. Довольно скоро неугомонная баронесса отправила меня туда с новым заданием. Видимо, решив поиграть на нервах у своего притеснителя, она наказала мне во всеуслышание петь песни в ее честь в самых людных местах – «чтобы милые моему сердцу жители Шайнфельда помнили обо мне». Я-то понимал, кому на самом деле адресовано это напоминание, поэтому сразу начал свои гастроли с площади перед графским дворцом. На этот раз было не так жарко, и вокруг было достаточно и зевак, и гвардейцев. Я был уверен, что уж теперь-то мне точно не избежать дыбы, но вместо адских пыток или хотя бы пинков мне опять насыпали серебра (вот бы и в жизни так).
В качестве эпилога стоит упомянуть, что в роли бойца в поголовно воюющем мире Вархаммера из нас двоих проявила себя Наташа. Всю игру она носила при себе кинжал, и в итоге ей удалось-таки им воспользоваться - да как. В ходе своих странствий я слышал, будто рыщущие по дорогам гоблины, которые норовят убить и ограбить любого встречного, не тронут того, кто заиграет им на музыкальном инструменте, но будут следовать за ним, как крысы за дудочкой. Конечно же, мне давно хотелось проверить этот слух на практике, и однажды такой случай представился. Как-то раз мы глухой ночью пробирались в Кальден, и почти у самых ворот города нас остановил одинокий гоблин с топором. Я уже принялся заговаривать его, на ходу расчехляя гитару, как вдруг вижу – откуда-то из темноты появляется клинок и втыкается в моего гоблина раз, другой, третий… А за рукоять держится моя прекрасная фрейлина, и вот уже играть мне больше некому. Так я и не узнал, любят ли гоблины музыку.
